Желание. Часть 5.

Часть пятая

Спецпаёк, как назвалего Отец Диодор, был продуман до мелочей – серьёзного размера брусок ржаногосухаря смягчался проходящим через него паром от разогретой каши, в специальнойнише покоилась плоская пластиковая ложка, сильно напоминавшая детский совок дляпесочницы, а рядом лежала упаковка мятной жвачки. Сбоку коробки была какая-тошкала, разделённая на три разноцветных сектора – красный, жёлтый и зелёный.Впоследствии Отец объяснил мне, что это своеобразный дозиметр, которыйсуммирует дозу облучения, полученной конкретным спецпайком. Еслиполоска-индикатор находится в пределах зелёной зоны, то можно есть, не опасаясьвместе с кашей проглотить коварные радионуклиды. Жёлтый цвет шкалыпредупреждает о том, что сразу после еды необходимо принять противорадиационныйпрепарат. Ну а с красным всё понятно – можно есть только, если шифер с крыши унесло,или если загибаешься от какой-нибудь смертельной болезни, когда уже ничего нестрашно, а вкусно покушать страсть как охота.

Вкус каши оказалсяпод стать запаху, и я с удовольствием жевал гречку, щедро сдобренную большимиломтями волокнистой говядины, и слушал, как снаружи шумит набирающий силуветер.

– Никак гроза ночьюбудет, – расставляя кружки, довольно произнёс Отец Диодор.

Он уже успел поужинать,и ждал, когда вскипит вода в чайнике, а я всё ещё ел кашу, смакуя каждую ложку.

– Люблю грозу, когдааж земля трясётся от грома! Страшно становится, – продолжал он. – Чувствуешьсебя ничтожной букашкой, способной лишь прятаться и дрожать, вот.

Мужчина усмехнулся иподошёл к пышущему паром чайнику.

Через минуту кипятокбыл разлит по кружкам, в которые предварительно засыпали по щепотке чая.Напиток, казалось, стал ещё вкуснее, по сравнению с тем, что я пил до нашейпрогулки к лесу, и он стал отличным завершением прекрасного ужина.

Вскоре, от горячегочая мне стало жарко, и я, не стесняясь хозяина, снял ботинки, о чём мечтал целуювечность. Ноги приятно вытянулись, а утомлённые за день долгой дорогой изадыхавшиеся всё это время в душной китайской обуви ступни, нежились в лёгкомсквозняке, веющем из-под двери. Моё умиротворённое состояние не портил даженесколько неприятный запах, исходивший от моих влажных носков. Под баюкающийрокот генератора, работающего где-то в подполе, я прикрыл глаза, и пушистоеодеяло дремоты накрыло меня с головой…



– Давай быстрее, я уже скоро! Всё взял?! – Отец кричал,стараясь переорать шум заведённого двигателя, рычавшего из-под открытогокапота.

Я поставил сумки прямо на землю возле фургона и побежал кподъезду, где меня ждало ещё три рюкзака и свёрнутые одеяла с пледом. Старенькийгрузовик, наверно ещё сталинских времён, чадил густым чёрным дымом и гремел прикаждой попытке отца завести его. Мятые двери, разрезанный и просто порванный вомногих местах грязный тент, пыльное лобовое стекло, покрытое густой сеткойтрещин не внушали доверия. Ну и ладно – лучше, чем ничего. Другого транспортаточно не найти. Откуда только батя смог достать этот раритет, не понятно. Ну иёж с ним, это последнее, о чём сейчас стоит думать, главное – убраться из города. Чем дальше и быстрее, тем лучше…

– Мать где? – донесся за спиной крик отца.

– Она у тёти Кати! За ней никто не приехал – проорал я,заглядывая в тёмный подъезд. – Вон они спускаются уже!

Унимая дикую одышку, я наклонился над вещами и с большимусилием взвалил на плечи сразу два рюкзака. Неимоверная тяжесть приковала кземле. В ладони больно впилась тонкая бечёвка, которой был перевязан рулон с одеялами.Я чувствовал, что сил на следующий забег у меня уже не хватит, и решил взятьсразу всю поклажу. Третий рюкзак пришлось волочить по земле, от чего моя и безтого не слишком большая скорость передвижения упала до черепашьей. В пересохшемрту скрипели зубы, а ноги подкашивались от груза на плечах. Внезапно я совсемостановился, сознавая, что просто не могу сдвинуться с места. В недоумении яобернулся и едва не заорал от возмущения. На рюкзаке, что я тащил за собой,сидела наша соседка Екатерина Матвеевна!

– Она совсем не может ходить… ты ведь мужчина и долженпомочь! – Мама бросила в мою сторону какой-то холодный, совсем не материнский,взгляд и добавила, – давай шустрее, не будь рохлей, как твой отец!

Что за?!..

Я из последних сил дёрнул за лямку рюкзака, надеясьвырвать его из-под довольно не худенькой тёти Кати, но тщетно. Неожиданныйрывок за плечи чуть не опрокинул меня на землю. Видимо, это отец, который ужезавёл свой тарантас – наше средство спасения – и поспешил ко мне на помощь. Но,обернувшись, я никого рядом с собой не увидел. Снова рывок и всё потемнело…



Из тумана выплылобородатое и очень обеспокоенное лицо. Через короткую вечность что-то со звономв ушах ударило меня по щеке и из близкого далека донёсся голос:

– Вот ведь уснул,окаянный! Живой, нет?!

Пока я соображал, ктоэто, чьи-то сильные руки сгребли меня в охапку и куда-то поволокли. Событияминувшего дня мгновенно промелькнули в голове, и я вдруг отчётливо понял, чтоэто Отец Диодор, больше просто некому. Старик увидел, что я, наконец,проснулся, ни слова не говоря, наклонил мою голову к полу и ударил ногой пообратной стороне левого колена. Моё тело рухнуло на пол у самой кровати,которая всё время, что я находился в бараке, скрывалась от моего внимания зафанерной ширмой. Отец, не мешкая, затолкал меня под койку и накрыл сверху моимже плащом. Через несколько секунд в бок ударило что-то жёсткое, отчего я тиховзвыл, стискивая зубы и кривясь от боли. Сквозь шорох и непонятную возню сверхудонеслись слова:

– …как же не вовремя…– бормотание и непонятный шум, больше похожий на шуршания ящиков шкафа илистола, когда кто-то что-то судорожно ищет. – Ради Бога, только не шумите там,только не шумите…

Как я понял,последняя фраза относилась ко мне. Что случилось и почему нельзя шуметь? Когда мыпили чай, Отец Диодор был добродушен и разговорчив, а теперь его личностьпретерпела кардинальные перемены. Бесцеремонное обращение с ещё не проснувшимсягостем, мной, то есть, было для меня непонятным. Но обеспокоенность хозяинаэтого домика передалась и мне. Я не нашёл ничего лучшего, как безропотно лежатьна пыльном полу под кроватью и молчать, как говорится, в тряпочку, не пытаясьдаже унять боль в боку.

Иногда, на фоне шёпотадождя, шелеста листьев или плескания волн чудятся какие-то лишние звуки. Вот имне казалось, что сквозь шум разгорающейся снаружи бури, пробиваются чьи-тоголоса. Но через секунду я разуверился в том, что действительно что-то слышал,слишком легко было обмануться и стать жертвой слуховых галлюцинаций. Однако голосапроявлялись всё чаще и чаще, и вскоре я уже не сомневался, что кто-то идёт кнашему домику.

– Умоляю, ни звука,иначе…

Отец не закончилфразу. Я услышал знакомый скрип двери и шаги тяжёлых ботинок илисапог.

– Здорова! Чтошуганный какой? Мы тут эта... От пахана, короче. Перетереть кое о чём надо, поинтересоваться,в общем.

Манера разговариватьгостя была мне знакомой. Так "ботают" представители уголовного мира,во всяком случае, ещё с начала 90-х по телевизору начали показывать многофильмов и сериалов с криминальным сюжетом, и я волей неволей просмотрелнесколько из них, поэтому сразу понял, кто пришёл в гости к Отцу Диодору.

– Здравствуйте. – Послышалсясерьёзный голос Отца, – а о чём? Я занят немного... Да и вообще, у меня с вамине может быть тем для разговоров, я же три дня назад всё отправил с вашимииз...

– Да ты чё, бабай,быковать вздумал?! – перебил его второй голос, судя по тембру, принадлежащийподростку.

В то же мгновение доменя донёсся глухой стук и чьё-то придавленное оханье. Поначалу я подумал, чтоэтот самый подросток ударил Отца Диодора, но через секунду услышал озлобленныйголос первого гостя, того, что поздоровался, войдя в барак.

– Хлеборезку прикрой,баклан! Это кент пахана нашего, усёк?! Клещ те за такой наезд дупло развальцуетв момент! – И уже более спокойным тоном добавил: – извини, Диодор, я займусьего воспитанием сегодня же.

– Да уж,непременно... Так о чём ты меня хотел спросить?

Услышав по-прежнемуневозмутимый голос Отца Диодора, я вздохнул с облегчением. Скорее не от того,что он цел, а от того, что всё обошлось благополучно и мне не нужно думать отом, как помочь ему и при этом не влезть в разборки с местными бандитами.Неприятная мысль, что я, прежде всего, думаю о себе, а не о других, к счастью,не успела обосноваться у меня в мозгу, гонимая самолюбием и страхом.

– Не спросить, апоинтересоваться. Короче, суку одну шукаем. Пацаны говорят, в паре километрахот сюда мужика какого-то видели, знаешь его, не?

– Да... – Отец Диодорзапнулся, – это, должно быть, Клементий.

– Кто такой?

– Это мой приятель,заходит сюда часто, делится новостями, иногда письма от Бармена приносит и ещёмного чем помогает. Я ведь один тут, сижу безвылазно, сами понимаете...

– О! Это не тотмужик, о котором ты тогда по моей рации базарил с Клещём?

Я лежал под кроватью,свернувшись калачиком, и пытался нащупать то, что чуть не сломало мне рёбра.После недолгого копошения в складках наваленного сверху плаща, пальцынаткнулись на рифлёную металлическую поверхность. Похоже, это был рожок моегоавтомата. Я осторожно, стараясь не делать лишнего шума, отодвинул оружие от своегобока.

– Да, я ему говорил,чтобы...

– Ясно, тогда, – недал договорить Отцу бандит, – Клементий этот, когда ещё придёт?

– Я не знаю. Он, кактолько нужда появится, сам приходит. Специально его не зову.

– А ещё кого не виделтут?

Моё сердце отчаяннозабилось в истерическом припадке. Казалось, что вот-вот Отец Диодор наклонитсянад кроватью и продемонстрирует меня этим типам

– Хм, нет, не быловроде. Да я и не сидел тут, весь день то в лесу, то у приборов, а там местаглухие, кроме меня никто не ходит.

От моего сердца сноваотлегло.

– Ну, лады тогда,если что, мы тут побродим по окрестностям пару деньков. Вспомнишь чего, найдёшьнас без труда. Бывай!

Снова тяжёлые шаги подощатому полу и скрип двери. Я ещё минуту полежал, прислушиваясь к звукамвнутри и снаружи домика, и зашевелился.

– Пока не вылезайте, –послышался шёпот Отца. – Они могут вернуться.

Спустя некотороевремя, я наконец-то выполз из своего убежища и встряхнул запылившуюся одежду услегка приоткрытой двери. Отец тем временем расстилал у печки какие-то мешки иобрывки брезента.

– Вы уж простите, чтовсё так случилось. Я поздно увидел, что кто-то к нам идёт, совсемневнимательным стал в последнее время, вот и пришлось вас срочно прятать.Поверьте, вам не следует попадаться на глаза этим людям, вот.

Он поставил наполочку у очага мои ботинки и разложил, не успевшие просохнуть, вещи.

– А как вы моглиувидеть ,что кто-то есть в темноте? – Недоумённо спросил я, но тут жеспохватился, и добавил: – Спасибо вам, Отец. Я так и понял, что дело серьёзное.Сам виноват, нечего было спать…

Было действительнонеловко, и даже немного стыдно, за то, что я заснул за ужином. Какой же ясталкер, если успел так сильно устать после всего нескольких часов ходьбы?Досада и разочарование в себе угнетали душу.

– Не переживайте! Длявас, как я понял, походы в Зону в новинку, так что ложитесь-ка спать. А на счётувидел... – Отец, хитро щуря глаза, растрепал бороду, – сигнализация у меняесть, так скажем... вот. Вы в армии служили?

– Нет, не успел, –ответил полуправдой я.

– А я служил. Помню,первые две недели спал одним полушарием мозга на каждой утренней поверке. Потомничего, привык.

Отец улыбнулся и погасилсвет. Где-то внизу щёлкнуло и генератор, который проработал полдня и весьвечер, затих.

Я на ощупь пробралсядо печки и лёг на постеленные Отцом мешки. Было жёстко, но после досок одногоиз полуразвалившихся домов в деревне, где я провёл свои первые дни в Зоне, этапостель показалась мне вполне сносной.

Ночь обещала бытьшумной и беспокойной. За тонкими стенами домика разворачивалась эпическая битваводы, воздуха и электричества. Как на настоящей войне, сквозь узкие щели-бойницыв, заделанных железом, оконных проёмах пробивались яркие вспышки выстрелов-молний,и уже через мгновение давила на барабанные перепонки мощная канонада разрывов-раскатовгрома. Тяжёлые пули-капли ливня накатами хлестали стены барака, повинуясьмогучим порывам ураганного ветра.

Я лежал на полу угорячей печки и представлял себя в землянке где-нибудь под Сталинградом сороквторого года. В детстве это был отличный способ уснуть в грозовую ночь, носейчас... Уж слишком насыщенным был сегодняшний день, и остаточный адреналин недавал закрыть глаза. Словно во сне я видел себя, ползающего вокруг «воронки»,рассматривающего обезображенный труп какого-то сталкера, разговаривающего с«роботом», разгуливающего по аномальному лесу и лежащего под кроватью. Похоже,я выбрал весь лимит неприятностей и приключений, отведённых мне на всю моюжизнь, однако, что-то в груди неприятно ворочалось и шептало внутреннимголосом: «это только первый настоящийдень в Зоне». То, что было раньше, просто сказка, по сравнению с тем, что ждётвпереди…

– Ещё не спите?

Отец Диодор, так жекак и я, не спал и время от времени ворочался на своей кровати.

– Нет, уснёшь тут… –Я лёг на бок, подперев голову руками, и глядел через мелкие дырочки в печке наогоньки остывающих угольков. – Похоже, выспался уже.

Я услышал добродушныйсмех Отца и тоже начал смеяться. Меня, как говориться, прорвало. Вытирая слёзыи унимая спазмы в животе, я спросил:

– А почему вас зовутОтец Диодор?

Мужчина закончилсмеяться. Сначала я подумал, что задал некорректный вопрос или ещё как-то заделего чувства, но Отец развеял мои опасения.

– Фух... Давно я такне смеялся! Когда-то я был священником. – Он вздохнул, переводя дыхание. – Католическимсвященником, вот. Во времена социализма и атеизма, как вы знаете, это неприветствовалось. Я пытался выбить из райкома деньги для реконструкции храма,но там сослались на отсутствие средствна эти цели и попросили больше не беспокоить. Небольшая паства решила собрать деньгисамостоятельно в виде пожертвований. Не успели мы накопить необходимую сумму,как в местной газете появилась статья про то, что я, будто бы, занимаюсьмошенничеством и взимаю деньги с населения на собственные нужды, вот. В другойгазете, уже областной, была напечатана статья про "попов", которыеобманывают советских людей, вводят их в заблуждение своими проповедями.Упоминали там засилье церкви в царской России,и написали о крестовых походах, инквизиции и других "бесчинствах"Римской Католической Церкви в Средние века... У меня, да и у многих прихожан,складывалось ощущение, что весь этот фарс высасывался из пальца ради того, чтобы помешать нам в ремонте ветхого здания храма.

Отец Диодор замолчална минуту, расправляя одеяло, и продолжил.

– Через несколькодней после этих публикаций пришли серьёзные люди в штатском и попросилипроехать с ними. Повезли меня в областной отдел госбезопасности, где мне "открылиглаза" на мою деструктивную и явно антисоветскую деятельность, пригрозилибольшими проблемами и "взяли моё дело на карандаш". Но к вечеру,почему-то, отпустили домой, вот. Той же ночью я встретился с моим хорошимзнакомым из числа прихожан, который порекомендовал уехать куда-нибудь нанекоторое время. Самым действенным способом легально уйти от "гнётаобщественности" оказалась служба в армии, от которой у меня была отсрочкапо состоянию здоровья. Пришлось пойти на этот шаг, иначе внимание «органов»могло перекинуться и на моих друзей, помогающих мне. Спустя несколько недель яуже служил на Урале под Свердловском. Но и там меня настигли неприятности, вот.Каким-то образом командир части, где я проходил службу, узнал обо всём, и,будучи идейным коммунистом и атеистом, старался всячески усложнять мою жизнь. Ивскоре, просто вписал меня в число добровольцев, отправляющихся из той части,на службу в Афганистан. Естественно, без моего ведома.

– Круто! Не думал,что вы в Афгане служили! – Искренне удивился я.

– Ха, а по мне и нескажешь, да? – Послышалось с кровати.

– Значит, вы тамвоевали?

– Ну как вам сказать…Да, пришлось… Война штука такая – не стреляешь сам, стреляют в тебя. Кажется,что это только слова, пока сам не побываешь в центре мишени. Поначалу былотяжело, конечно. Шестая заповедь гласит: «не убей», а как не убивать, если подставлятьвторую щеку и умирать неизвестно за что ой как не хочется? Видимо, боязньсмерти сделала меня чуть храбрее и помогла преодолеть религиозное табу. Я намеревалсяещё пожить немного, поэтому научился нажимать на курок не жмурясь.

Отец Диодор об этом таклегко говорил, как будто читал книгу, или рассказывал совсем о другом человеке.Хотя, прошло уже больше двадцати лет, и он был в праве забыть тёмные углы «комнатыстраха», что ему довелось пройти в Афганистане, и теперь относиться к темвременам по-философски спокойно.

– Я каждое утромолился за своих друзей, – продолжал он, – за себя и за всех тех, кто был вэтом аду вместе с нами. Но к вечеру обязательно кого-нибудь недосчитывался. Явидел, как кровь пропитывает и без того мокрую от пота одежду, как она сочитсяиз ран на камни и песок, как шипят раскалённые гильзы пулемёта, упавшие в этулужу. Через полгода я превратился в бесчувственный манекен и очерствел ковсему. Бежал и стрелял, куда скажут. На прострелянную снайпером голову молодогопацана, недавно тискавшего подругу в подъезде, смотрел так же равнодушно, как ина вскрытую банку тушенки. Не правильно это, когда человек не видит разницымежду жизнью и смертью, живыми и мёртвыми, добром и злом, не должен онпроходить через такие испытания, не должен… Вот тогда и усомнился я в вересвоей. Не давала она мне духовной силы, не поддерживала в трудную минуту. Всёвокруг стало серым и незначительным, вот. Видимо за это и решил меня Богпокарать. Не за возрастающее безбожие в душе, а за потерю человеколюбия исострадания. Только бронежилет спас меня тогда от осколка тяжёлой мины и всё,что ниже груди по-прежнему со мной. Из-за сильной контузии от близкого взрываменя комиссовали, но узнал я об этом только в госпитале где-то далеко отАфганистана. Теперь, спустя столько лет, я вновь нашёл в себе способностьлюбить окружающих, но вот в Бога я верю уже не так…

Я был подавленуслышанным рассказом. На душе становилось жутко от картин диких кровопролитныхбоёв, рисовавшихся у меня в голове. Трудно было представить в них этого добродушногочеловека, такого же молодого, как и я сам, судорожно сжимающего автомат. Арядом видел себя нынешнего. Жалкого и трусливого на фоне остальных бойцов. Чтобы я стал делать, попади в серьёзную стычку с моджахедами? Убежал бы, в паникебросая оружие, или дрался бы за свою жизнь и жизни своих товарищей? А как яповеду себя в Зоне в подобном случае? Ведь здесь опасность заключается нетолько в коварных и опасных аномалиях, которые я ещё не умею точно распознавать,или в жутких мутантах. На моём пути могут встать бандиты, которые сегоднязаходили к Отцу Диодору или наёмники, по слухам, не гнушающиеся грабежей иубийств сталкеров. Не нужно забывать о монолитовцах, про которых я вообще малочто знал кроме того, что эти люди фанатично преданны какому-то артефакту подназванием «Монолит». Да хотя бы те же военные, с которыми я уже имел дело запределами Зоны, наверняка внутри периметра всячески постараются усложнить мнежизнь. Что я буду делать тогда?

http://stalkerworld.ru/