СЕКТАНТ

Смутная, ничем не обоснованная тревога у контрактника Севрина со временем переросла
в навязчивую фобию. Смена личного состава на охраняемом Периметре происходила раз в
три месяца и это уже была девятая по счёту вахта старлея. И она стала последней. Причина
оказалась довольно банальной. Хотелось вернуться в мир, где не нужно было ежедневно
вести борьбу на выживание. Измученная душа воина желала покоя. Более полутора лет рядом
с Зоной. Неисчислимое количество выбросов аномальной энергии, смягчённое дальним
расстоянием от эпицентра, но оттого не ставшее менее вредным для психики…
Головная боль преследовала его уже вторую неделю после отставки из вооружённых сил.
Севрин нашёл хорошо оплачиваемую работу на гражданке. Должность старшего инкассатора
в коммерческой структуре, чьё имя довольно известно в СНГ и за границей. Казалось бы,
чего ещё желать добровольно списанному в запас воину, чьё здоровье забрала Зона.
Проклятая Богом территория, лишившая его многих товарищей и возможности просто
радоваться каждому прожитому дню на большой земле. У Севрина не осталось старых
товарищей на гражданке, земле, которая ещё не подвергалась разрушительному влиянию
Зоны. Он не находил общие темы для разговора с простыми людьми, которых не коснулась
Зона, словно находясь с ними в разных плоскостях восприятия окружающей
действительности. Все лживые маски добросердечия и отзывчивости, которые ежедневно он
наблюдал, вызывали в нём только чувство отвращения к окружающим его людям.
Одиночество непреодолимо навязывало ему свою компанию, которую потихоньку принимал
военный, не находя ей альтернативы. Безразличие ко всему происходящему овладело
сознанием, и каждый новый день оно лишь набирало силу. Человек дошёл до края своих
моральных сил и больше не в силах был терпеть приступы жуткой головной боли, ночные
кошмары и преследующие его наяву галлюцинации…
Вороненый ствол автоматического пистолета системы Макарова тускло блестел в полумраке,
который пыталась разогнать тускло светящая настольная лампа. Это был единственный
выход, чтобы прекратить весь этот кошмар, каждодневно опустошавший его изнутри. Руки,
чьи движения были доведены до автоматизма многочисленными упражнениями, умело
вогнали обойму. Клацнул предохранитель и затвор, передёрнутый точным движением, вогнал
патрон в ствол пистолета. Смертоносная машинка смерти на этот раз должна была принести
облегчение, долгожданный покой, который не могло ему дать безразличное общество людей.
Сталь приятно холодит висок, и палец на спусковом крючке напрягается в последний раз. И
вдруг старлей слышит тихий, успокаивающий шёпот…
Её слова были словно целительный бальзам, с теплотой и заботой положенный на
воспалённые раны души. Показываемые ею картины прошлой жизни Севрина, мелькавшие в
воспалённом мозгу последнего, вызывали радость и тихое сожаление о прошедших днях. В
том времени он был нужен. Преданный долгу и своим товарищам, каждый из которых, не
задумываясь, отдал бы свою жизнь за спасение другого, он жил, наслаждаясь каждым днём.
В нём нуждалось командование, его товарищи и остальное человечество, которое он
защищал от возрастающего влияния Зоны. И каждый день на фоне многочисленных смертей
он радовался, что жив и дышит отравленным воздухом Зоны.
Она предлагала ему полноценное существование, в котором будут востребованы все его
навыки. Жизнь, где не будет боли, лести и предательски лживых улыбок. Он станет одним из
офицеров Её армии, призванной очистить мир от царящего в нём безразличия, атмосферы
наигранного благополучия и вседозволенности. Он будет вместе с ней очищать весь мир от
скверны и пороков человеческих. Слишком долго они находились по разные стороны
баррикад и пусть все обиды и лишения будут забыты, затерявшись в воспоминаниях о
прошлой жизни.
Он согласился…
Затяжная перестрелка с отрядом сектантов шла к своему логическому завершению. Отряд
военных за счёт превосходства в живой силе и грамотно выбранной тактике ведения боя
перебил всех фанатиков. Бойцы майора Князева, осторожно передвигаясь среди развалин
Мёртвого города, добивали раненных солдат противника. Ненависть к этим полумутантам,
потерявших чувство ценности к человеческой жизни и совершающих человеческие
жертвоприношения, не позволяла их взять в плен. Достаточно было раз увидеть их, не
выражающие никаких эмоций, лица. Заглянуть в их бессмысленные, нечеловеческие глаза.
Увидеть то, что остаётся от человеческих тел после их чудовищных обрядов, чтобы заочно
вынести им смертный приговор.
Князев, проходя мимо очередного тела сектанта, остановился. Ноги врага были придавлены
крупным обломком кирпичной кладки. Простреленная в нескольких местах грудь и
свистящее дыхание, вырывающееся из - под затемнённого щитка на шлеме. На месте левой
руки остался лишь обрубок с торчащей наружу костью. Но при всех своих увечьях, от
которых нормальный человек потерял бы сознание или умер от болевого шока, сектант был
жив. И даже пытался дотянуться до валявшегося рядом оружия. Князев оттолкнул дрожащую
руку противника и, присев, откинул забрало шлема фанатика. Говорят, они совсем не
чувствуют боли и Князевым, который никогда не наблюдал живого сектанта рядом с собой,
двигала жажда любопытства.
На него глянули знакомые глаза его старого боевого товарища старлея Севрина, выглядевшие
вполне осмысленно вопреки всем ожиданиям. Лишь где – то в глубине проскакивали искорки
безумия. Майор оторопело уставился на лицо своего товарища, а ныне – врага. Сектант еле
заметно усмехнулся уголками губ:
- Она позвала, Князев… Она позвала…
И затих с умиротворённым выражением на лице.