Salem. Часть I. Знакомство

"Иногда легенды возвращаются"
Эмирель, сталкер в розовом экзоскелете.

Я не знаю, что послужило причиной этой маленькой исповеди на полусожженом листке бумаги.
Может это Смерть? Вот она, стоит рядом и дышит прямо мне в лицо, нагло так, растянуто, с садистским удовольствием абсолютного маньяка. Но нахождение ее подле меня длиться уже так долго, что я успела привыкнуть. Поэтому нельзя сказать, что ожидание скорой и весьма болезненной расправы есть причина моему писательскому вдохновению.
Тогда, наверняка, это темная сырая камера, в которой мое тело пребывает уже нескончаемо длительный срок, точное время назвать будет затруднительным, так как мои надзиратели часов не наблюдают, а солнечные лучи вообще не проникают в этот закрытый полусклеп – полуподвал.
Ярчайшая вспышка включенного за дверью фонаря – единственный источник света, и то незамедлительно гаснущий. Они думают, что я солнечная батарейка, тем меньше освещения вокруг, тем слабее мой заряд.
Моя Смерть с перекошенной от жестокой радости физиономией резво приближается ко мне и тут же, не самым вежливым способом усаживает на потертый и наспех отремонтированный стул. Надо, господа беречь мебель, когда допрашиваете пленника, особенно когда делаете это в стотысячный раз.
Прошу меня извинить за перерывы в письме, не прошеные гости моего более чем скромного жилища требуют внимания, не оказать им которого я просто не могу…
…Кровь, ее запах, ее вкус, ее цвет, ее консистенция, растекающаяся по полу, будоражит мое сознание, словно, сильный электрический импульс стимулирует мозговую деятельность. Звук падающих на бетонный пол капель согревает душу, пробуждая к философии и возвращая в реальность, даже если она моя собственная. Что ж, мои пленители не оставили мне иных пишущих принадлежностей, кроме краски, которую производит мой организм, при чем весьма облегчили мне работу по ее добыче очередными пытками. Но это скучно.
Итак, на чем я смиренно остановилась в прошлый раз?
Ах, да, знакомство.
Имя мое простое Лина Салем. Можно просто Salem.
Возраст значения не имеет, поэтому предположим 30 годами.
Что же касается моей внешности, то начать наверно нужно, как в медицинской книжке, с роста и веса, первый 156 см с кепкой, второй мне неизвестен, но весы дружно выдавали 50 кг месяца два назад. Из особых примет следует отметить тот факт, что их нет. Конечно, если не считать всех тех увечий, что нанесли мне в этой пыточной. Но перечислять полученные в результате допросов повреждения не имею никакого желания, просто потому, что это мешает моей эстетичной натуре.
Даже писать это сочинение на вольную тему мне удается с трудом, потому как два пальца из пяти сломаны, а кисть второй руки давно уже изрезана и раздроблена на куски. Но я давно разучилась чувствовать боль, только горечь.
Простите, отвлеклась. Так вот, если убрать многочисленные следы побоев на моем лице, то оно отличается пропорциями древнерусских красавиц, а синева глубоко посаженных глаз лишь подтверждает мое славянское происхождение, как собственно курносый нос, тонкий овал чуть пухлых розовых губ, а так же густые волны русых волос, сейчас беспомощными кроваво-грязными паклями свисающие вниз. Ну вот, теперь вы знаете, как выглядит мое лицо, простое и незатейливое, оно успело украсить собой стены всех новостных досок в информационной сети, как портрет знаменитости глянцевые страницы журналов. Телосложение у меня обычное, две руки, две ноги, одна из которых сломана в двух местах, но это старые переломы, уже заживающие….
Что же касается моего характера и темперамента, то об этом не мне судить. Странное сочетание философской меланхолии с холеричной экспрессивностью творческой личности, приправленной саркастическим цинизмом бесчувственного флегматика, и весь этот букет украшает повышенная эмоциональная лабильность, равная людям больным психическими расстройствами. К последним я себя не причисляю, хотя и ходят про меня подобные нехорошие слухи…
Да и в силу привычки постоянно мыслить о проблемах мироздания, заполучила некоторую славу зануды, «капающую на мозги» людям с интеллектом менее развитым, но зато более простым и стрессоустойчивым, наподобие доисторических ящуров – динозавров…
Черт, древесная щепка, которой я писала, сломалась, и пришлось доставать из - под полы, единственную вещь, сохраненную мной при обыске – черный маленький кристалл в виде небольшого карандаша, что-то вроде амулета, приносящего счастье. Мне же он пока принес одни страдания и муки. Теперь буду писать им…
…Что ж, меня снова отвлекли в самый неподходящий момент, но вежливостью и пунктуальностью мои посетители никогда не отличались. На это раз их было двое. Грубые, неотесанные, неандерталоподобные товарищи минут пятнадцать играли со мной в дознание, пока от их вопросов мне не стало дурно, и я не потеряла сознание. К ранам на теле прибавились четыре сломанных ребра и еще два синяка на том месиве, которое у обычного человека зовется лицом. Факт, почему я еще могу что – то царапать на бумаге, остается загадкой даже для меня. Хм…странно, но мой маленький «опалово –рубиновый» амулет решил преподнести мне странный сюрприз в виде неонового свечения…и я чувствую что вот-вот…»
(Строчки на листе бумаги стали совсем неразборчивыми, последние буквы и вовсе превратились в кровавые кляксы)
------------------------
Неприметная папка бумаг с последним отчетом двух соглядатаев генерала Воронина уже второй день не выходила у него из головы.
Надо же! Упустили самого опасного из всех жителей Зоны, любая информация о котором, была засекречена или вовсе граничила по достоверности со слухами и легендами, в изобилии зарождающимися в Зараженной Земле.
Каким способом и когда эта девушка появилась за Периметром, перешагнув заветное ограждение блокпоста, никто не знал. Так же ничего не было известно и о ее закордонной жизни. Ни родственников, ни друзей, ни врагов, никаких либо еще хвостов, способных хоть как-то приоткрыть завесу темного прошлого, она не оставила. Это создание стало загадкой во плоти, как и сама Зона. Но одно о ней было известно генералу точно, каким-то образом девушка стояла возле правящего руля Монолита и под ее руководством группировка набирала силу и влияние с катастрофической скоростью. И стала представлять из себя серьезную угрозу не только для сталкерских группировок, но и для военных ведомственных подразделений.
Кроме того, таинственная особа в праздные часы любила развлекать себя «научными опытами и экспериментами», конечные творения, которых, не одну ночь будоражили кошмарами доблестного служителя правопорядка. Именно потому сверхсекретными службами и Долгом был придуман план по ликвидации столь одаренного лидера секты. И план этот к стыду генерала уже заранее был обречен на провал, так как, предполагать что-либо наперед в Зоне или вообще расписывать какие-либо события в падкой на сюрпризы территории изначально стало ошибкой.
Во время очередного столкновения Долга и Монолита возле Военных Складов, двое агентов спецслужб должны были изъять «цель №1» как можно не заметнее, но нельзя изъять то, чего нет. Девушки среди руководителей маневрами сектанов не оказалось. Но опять таки капризная фортуна повернулась в сторону долговцев своей счастливой улыбкой, когда буквально через полчаса после оглашенного провала операции ему сообщили о захваченном вертолете сбитом возле Кордона, одним из пассажиров транспортного средства являлась «цель №1».
Но, по каким-то неведомым причинам, над которыми Воронин уже месяца два назад перестал задумываться, девушку пощадили. В кратчайшие сроки Верховное командование соорудило для пойманной жертвы персональную тюрьму закрытого доступа с полной изоляцией от Внешнего Мира. Допуск к пленнице получили лишь двое людей на этой планете: доверенное лицо генерала Воронина, его правая рука и человек с глубокими убеждениями в правоте группировки, и искренней холодной ненавистью к монолитовцам, и специальный агент СБУ, стоящий во главе поимки «цели №1».
За полгода плена заинтересованным верхам так и не удалось выпытать из девушки никакой ценной информации, более того, несколько охранников и «палачей» погибли при самых необъяснимых ситуациях. В общем то, с одной стороны ничего не обычного, несчастные случаи, но вероятность такого стечения обстоятельств, да еще и в таком количестве оказалась настолько мала, что попросту исключалась из списка возможных опасностей. Но тем не менее, первый охранник скончался от газовой горелки, которую по нерасторопности спецагент забыл выключить, и оставил на рабочем столике, делая перекур между пытками.
Второй умер от передозировки психотропных препаратов смешанных с сывороткой правды, предназначавшихся пленнице, на этот раз постарался долговец, каким-то образом промахнувшийся местом инъекции, и вколовший все содержимое шприца, охраннику, державшему странную заключенную. Про остальные нелепые случайности генералу думать уже не хотелось. Все складывалось из рук вон плохо. И это начинало раздражать верховное командование и его самого. Девушку решено было ликвидировать от греха подальше, раз добиться от нее полезных сведений не представлялось возможным. И когда агент с долговцем пересекли набитый охранниками коридор, чтобы исполнить вынесенный приговор сообща, и обнаружили запертую снаружи, но совершенно пустую камеру «цели №1», их удивление, как и замешательство оказалось безграничным.
После того, как первая волна эмоций стихла, камеру обыскали, но единственное что нашли, клочок обгоревшей местами бумаги, исписанный кровью, тот самый, что несколько минут назад, генерал Воронин отложил вместе с отчетом своей «Правой Руки» в сторону…
-----------------------------
Наконец то! Свежий ветер, дующий в лицо, крапающий дождь, оставляющий мелкие ручейки прохладной влаги на теле, шелест пожелтевшей листвы и дурманящий запах. Один единственный – запах радиоактивной земли. Но главное не это, главное, что я теперь могу писать нормальными чернилами по белым тетрадным листам, не отвлекаясь и не спеша никуда. Теперь я могу рассказать все. Ну или почти все.
И пусть мой рассказ будет сбивчив и эмоционален, но сдерживать бушующие в голове мысли, рвущиеся бесконтрольным потоком наружу, я уже не могу, и очень хочется поделиться с кем-то еще своими накипевшими радостными переживаниями всех тех событий, что произошли со мной за последние несколько часов.
Я не смогу описать того явления, с помощью которого я оказалась перенесенной из железобетонного подземного мешка на свободу. Наверно, причина кроется в моем амулете – кристалле, что стал светиться неоновым излучением через пару минут после соприкосновения его граней с моей кровью, а может причина моего перемещения заключается в другом. В воле моего отца, друга и наставника.
Еще в раннем детстве я видела сны о таинственном и загадочно красивом месте, сказочные, яркие, они влекли и манили меня за собой. Странная штука, человеческая память, сохранившая в себе образы-отголоски детских снов, и полностью избавившаяся от такого балласта, как воспоминания о семье и доме. Но я не жалею о таком обмене. Не хочу жалеть.
То, что я приобрела взамен стоит десятки тысяч забытых мгновений о жизни за пределами Кордона. И нет ничего прекраснее этой вспаханной радиацией, обезображено украшенной дикими непостижимыми мутациями природы. Я люблю Зону. Люблю ее яркой, солнечной, летней, когда на молодых листьях созревают первые капельки россы, чтобы скатившись вниз украсить собой молодой «трамплин». Анамалию подбрасывающую в воздух все, что тяжелее веса атома, а им, маленьким спутницам рассвета, яркими вспышками золотисто-голубых огоньков взметающих в далекую высь только этого и надо. Люблю ее знойными августовскими вечерами, когда покровительница всех ночных обитателей – луна, голубовато-серебристым покрывалом окутывает свои владения, высвечивая призрачные колебания старой, заматеревшей «жарки», и лучики ее сияния ласковой нежностью катаются по изгибающимся пламенным спиралям, как серебряные нити в шелковых лентах.
Люблю ее промерзлыми осенними ночами, когда кружащийся хоровод снежинок мягко огибая притаившуюся в центре поля «мясорубку», образует вокруг нее небольшой снежный завал, не решаясь вторгнуться во владения сердитой хозяйки. Люблю ее дикую неслыханную буйственную первозданность, то тихую, спокойную недвижимость, застывший во времени и пространстве покой, то фееричный, бурный, разгромный выплеск стихийных бедствий, разрывающий в лютой ненависти всех и вся. Люблю ее разной и одинаковой, люблю ее изменчивость и неповторимость, люблю ее непредсказуемость и удивительную оригинальность. И пусть сейчас примут меня за сумасшедшую, но я принимаю эту орошенную живой кровью, впитавшую в себя яды радиации и химикатов почву, взрастившую невероятный калейдоскоп чудных творений природу, такой, какая она есть. Я не стремлюсь поработить Зону или понять все ее причуды, не ищу источника небывалого могущества в ней или власти над себе подобными. Мне это без надобности. Любой, кого Зона принимает в сонм своих детей, не ищет в ней приземленных мотивов и целей. Мы живем в унисон с ее музыкой, царящей в нашей груди, впитанной в мерное постукивание наших сердец. Мы…
Но простите, меня занесло. Обожаю красиво писать поэтичные дифирамбы своему единственному дому, что не приближает меня к логическому завершению повествования. Но зная мое отношение к Зоне и ее детям, наверняка, будет проще проникнуться и моим внутренним миром и теми принципами, правилами воспитания и нормами, которые определяют все мое поведение по отношению к чужим здесь представителям клана Человек Разумный и по отношению к самой Зоне. В последующем такой вид выживания в диких и невероятно опасных условиях назовут «шаманством». Мне все равно. Я не искала путей к выживанию, я просто хотела жить. И Зона дала мне такую возможность, жить на ее земле, любить ее бесконечно и преданно, и пользоваться ее заслуженными благами. Монолит стал для меня любящим отцом и наставником, его верные последователи моими братьями, а я за свой пытливый ум, любознательность и жажду новых свершений была поставлена во главе своей новой семьи.
И не скажу, чтобы жизнь эта была скучной и малонасыщенной на события. Описывать же свои подвиги в пользу клана, я сейчас не вижу никакого смысла. Воспоминания о делах свершенных сейчас вызывают во мне приступы сожаления, боли и внутренней обиды, особенно в настоящее время, когда Монолит уже не представляет из себя той силы, какой он являлся в эпоху своего расцвета полгода назад. До моего пленения.
Но в сыром, грязно-сером, темном помещении размером с хорошую могилу, я ни на миг не отчаивалась, зная, что спасение близко. Я верила Зоне и своему Отцу, я верила в их помощь. И она пришла ко мне в тот момент, когда кристалл – амулет впитал в себя порцию моей крови и мои мысли. Когда до узких и острых граней дошло послание моего тоскующего в неволе по свободным степям Зоны сердца.
Неоновое свечение становилось с каждой секундой все сильнее и сильнее, пока полностью не охватило все мое тело, а затем возникло ощущение, словно неведомая сила проталкивает меня в узкую длинную трубку, запихивая в нее с одной стороны и таща на себя с другой. Эти неприятные импульсы длились несколько мгновений, и я даже не успела адаптироваться к ним.
И теперь стоя в полукилометре от деревни новичков, возле блокпоста военных на Кордоне, и ощущая босыми ногами, одетыми в рваные, истрепанные и грязные штаны, мертвую пожухлую осеннюю траву, я поняла, произошло что-то устрашающее, и что не я нуждалась в помощи Зоны, а она в моей.
Несколько минут радости сменились охватившей все мое существо тревогой, передавшейся мне от шуршания оранжевых, еще не успевших облететь листочков, от грустного, предостерегающего карканья ворон и серых, тяжелых туч, мертвым грузом зависших в воздухе.
Ну что ж, я вздохнула полной грудью свежий воздух, подставив свое лицо западному ветренику, встревожившему стаю слепых псов в двухсот метрах от меня, и улыбнулась им, себе, своему дому. Что ж, твоя верная дочь вернулась, а значит все теперь будет хорошо, все теперь будет так, как и должно быть.