Здание типографской канторы «Трипл-Кей» располагалось на окраине Москвы, возле МКАДа. По сути дела, в доме номер 37 была не только типография, но еще редакционный центр и место собрания литературных критиков. Дорога туда занимала у Германа довольно много времени, ведь он жил практически на другом конце города. Бывало, что во время таких поездок и долгого ожидания в пробках, молодой поэт набирался вдохновения и на месте писал стихи, которые в тот же день и отвозил редактору.
Это была его работа, ничего не поделаешь. Каждую среду, в один и тот же час, Герман стучал в дверь кабинета К. К. Красилова, директора типографии, и, по совместительству, главного редактора, и слышал обыденное «Открыто!». Но в этот раз ожидаемой фразы Герман не услышал, но был настойчив - постучал еще раз. Дверь отворилась сама по себе, выпуская наружу запах чернил и новой бумаги.
-Константин Климович, можно? – прошептал поэт, заглядывая внутрь кабинета.
Директор канторы сидел в кресле, спиной к входу, с телефоном возле уха. На вошедшего Германа он не обратил никакого внимания. Стук раздался еще раз, теперь Константин Климович повернулся кругом. В его взгляде мелькнуло удивление, он в два предложения закончил разговор.
-Да, мы обо всем договорились. Завтра я вам перезвоню, до свидания, – директор отключил телефон и широко улыбнулся гостю, - Господин Стрижевский! Рад видеть вас, дорогой друг!
-Здравствуйте, господин директор. Не помешал? – Герман присел на стул возле входа.
-Совсем немного, но это может подождать. Как ваши творческие успехи?
Стрижевский достал из папки несколько листов бумаги с записями и протянул их начальнику канторы. Тот принял их и начал внимательно читать каждую строчку. Герман томился ожиданием недолго - через пару минут кивков и «угуканий» директор отложил их в сторону и вынес вердикт.
-Очень хорошо, Герман Николаевич. Я займусь вашими творениями позже. А сейчас, у меня есть к вам предложение поинтереснее, - Красилов вытащил из-за уха сигарету и закурил.
-Я слушаю, Константин Климович.
Директор медленно выпустил в потолок струю дыма, словно обдумывая будущие слова.
-Что ты можешь рассказать мне… о Чернобыле?
Стрижевский удивленно поднял брови, глаза его забегали.
-Ну, мало чего. Знаю только, что в 1986 и 2006 годах там были Взрывы, после которых образовалась Зона отчуждения. Военные держат эту территорию под строгим контролем, не допуская прорывов на запретную Зону, и любое проникновение туда считается преступлением, - закончив свою тираду, Герман закусил губу.
Директор с силой вдавил окурок в пепельницу и оперся локтями на стол, подпирая подбородок.
-А что о сталкерах знаешь? – спросил он, сощурив глаза.
-О ком, простите? – опешил молодой поэт.
Константин Климович рассмеялся.
-Черт побери, вы либо истинный представитель московской элиты, либо сильно отстали от жизни. Хотя и пишите такие прекрасные современные стихи, - директор встал с кресла и подошел к сенсорному моноблоку, на котором по одному касанию всплыла карта Зоны, - Я предлагаю совершить тебе путешествие в Зону. Не в развлекательных, но познавательных целях. Уверен, это пойдет вам на пользу. К нам поступил заказ на сборник постапокалиптических стихотворений. И я сразу подумал о вас, Герман.
Стрижевский отвел взгляд в сторону. Предложение было весьма заманчивым, ведь Герман всегда интересовался подобными вещами. Атмосфера пустоты, безнадежности, заброшенности мира была одной из самых излюбленных тем его стихов, а поездка в Зону сулила множество новых впечатлений. С другой стороны, все это было незаконно и точно также сулило большие неприятности в случае провала планов.
-Я согласен, Константин Климович.
****
Лирик пригубил виски из граненого стакана, кубики льда тихонько звякнули о стекло.
-Вот так я и попал в Зону первый раз. Караван ехал окольными путями до Янтаря, где, по заверению Константина Климовича, нас должны были ждать определенные люди. Но буквально в полукилометре от места встречи конвой был атакован мародерами из банды Корсара. Выжили только четверо из дюжины, восемь из которых были весьма опытными бойцами спецподразделений Украины.
Стихоплет взглянул сначала на настенные часы, висевшие над стеллажом с бутылками, а затем на радиоприемник, тянувший какую-то заунывную незнакомую мелодию. Парень опустил голову.
-Когда выбрался отсюда, думал, что больше никогда не вернусь и проклинал Зону самыми последними словами, практически сходил с ума от ненависти к ней. Уже потом, я понял, что меня тянет сюда какой-то немыслимой силой. И это притяжение было намного мощнее ненависти. Вторая поездка была более удачной - не тупое «сафари», а настоящее незаконное проникновение за Периметр. Проводником был сталкер Магнит, может, слышал о таком?
Грин отрицательно покачал головой.
-А жаль, хороший был мужик. Слыл большим умельцем пить и неприятностей на пятую точку находить. На то и Магнит, земля ему пухом. Погиб он в одном из рейдов, причем очень глупо – отошел в кусты и не заметил «Чертов гриб», который еще от влаги трупный яд испускает. Выпил пивка перед выходом, называется. Благо, ушли мы недалеко от лагеря, иначе самому бы мне не вернуться. После смерти Магнита опять ушел из Зоны. Но на Большой Земле повторилась та же история, что и в первый раз. Третья поездка стала последней, как ты понял.
Из носа краснобородого вырвались струи дыма, сталкер блаженно закинул голову назад.
-Интересный ты человек, Лирик. Вроде сам по себе простой до ужаса, но мудришь - будь здоров, - проговорил краснобородый и прошелся рукой по волосам.
Бутылка с «буржуйским самогоном», как любил называть виски Данилыч, была полна еще на треть, и жидкость из нее была разлита в два стакана. Условившись тостом «За удачу», сталкеры выпили и закусили ломтиками шоколада из амерского сухпайка. Грин слегка раздобрел от приятного послевкусия.
-Лирик, ты так и не ответил на мой вопрос, - сказал бывший наемник, счищая языком с зубов налипший шоколад.
Стихоплет тяжело вздохнул, но Грин сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:
-Что ты думаешь о начале новой жизни?..
****
Новая жизнь началась. Начало было весьма многообещающим, в хорошем смысле этого слова. На предложение пойти в ученики к бывшему наемнику Лирик ответил согласием, немного помявшись для приличия.
Каждый день наставник со своим учеником устраивали небольшие «прогулки» по Южным Болотам. Грин был доволен своим новоявленным подопечным, а протеже, как выяснилось, оказался не таким уж и «зеленым». Лирик неплохо ориентировался на местности, умел видеть и различать аномалии. Однажды, даже спас своего учителя, не от смерти, но от долгого и томительного ожидания. Краснобородый не заметил крупную аномалию «жадинку», что притаилась в зарослях камыша, и наступил в нее. Без каких-либо лишних указаний Лирик стал постепенно нагружать аномалию до полной разрядки. После этого случая Грин проникся к нему еще большим уважением.
Однако весь этот ежедневный моцион был лишь прикрытием для более амбициозного замысла Грина. Краснобородый помнил совет Калмыка – забыть все, что было раньше. За новым занятием он почти перестал думать о прошлом, и, вроде бы, смирился с потерей близких друзей, но все изменил один сигнал наладонника и несколько строчек электронного письма.
Закончив очередной «урок», Грин и Лирик вернулись в лагерь врачевателя Калмыка. Необычно чистое небо простиралось над Зоной, как огромное голубое покрывало без единого белого пятнышка. Только слепящий желтый круг Солнца портил его идеальность. Из бара доносился запах жареного мяса и звук бразильского хеви-метала, слегка не сочетавшегося с картиной действительности. Для фона сейчас больше бы подошел энергичный блюз-рок или кантри, вроде Брайана Сетцера. Но пожелания «матюгальник» не учитывал и проигрывал песни в случайном порядке.
Пройдя пару шагов в сторону бара, Грин остановился. Шагов Лирика за спиной слышно не было. Краснобородый повернулся. Его протеже стоял на месте и как-то подозрительно смотрел вверх, где не было ровным счетом ничего, кроме огромного голубого пространства.
-Небо... слишком чистое, - медленно проговорил Лирик, - Это не к добру, Грин. Точно такая же погода стояла в Зоне, в тот день, когда погиб Магнит.
К суевериям краснобородый относился с большим скепсисом, но только на Большой Земле. Внутри Периметра пренебрегать такими знаками могут только нигилисты. Или беспросветные идиоты. Благо, ни к тем, ни к другим Грин не принадлежал и всегда обращал внимание на такие приметы, хотя и не считал их первообразной ко всему. Просто, как сделал и сейчас, брал себе знак на заметку и продолжал дело.
Раздел жареной свиной туши был в самом разгаре, сталкеры со всего лагеря потихоньку подтягивались на мини-пиршество. Наставник с учеником сели за барную стойку. Перед ними сразу появились две тарелки с крупными кусками свинины средней степени прожаренности, даже кровь не вся испарилась: повар отлично знал свое дело.
Алкоголь меньше градусной меры водки в Зоне пить не принято, однако Грин частенько пренебрегал этим правилом, частенько употребляя виски и, намного реже, пиво. В нынешней ситуации можно было в очередной раз наплевать на правила и заказать себе пива, особенно когда при этом наблюдаешь в тарелке техасский стейк. Можно сказать, почти идеальный обед, не хватало только ржаных гренок для пущей жирности.
Идиллия нарушилась одним коротким сигналом наладонника о принятом сообщении. Увидев имя отправителя, краснобородый сталкер отвесил челюсть – в строчке автора сообщения значился Язь. Однако по содержанию было ясно, что писал его точно не наемник с кризисом среднего возраста, а совсем наоборот – молодая девушка, официантка бара «КобаЧок», Хани.
«Грин! Это я, Хани! Куда ты исчез? Я не видела тебя уже больше месяца… С тобой что-то случилось? Ответь, прошу тебя! Я боюсь…» - эти пару строчек заставили Грина вспомнить все. Как он мог забыть о ней? Безнадежный эгоист! Как он мог забыть о своей надежде, черт побери!? Да, он долгое время сам находился в почти безнадежном положении, но оставить при этом близкого человека в ситуации еще хуже было последним делом. Калмык высказал верную мысль, но старый врачеватель ведь не знал всех подробностей истории, как тот же Лирик.
Ко всему прочему, письмо почему-то было написано с наладонника Язя, и возможных причин было две. Первая – деревенщина-рыболов и беловолосая девушка выжили, спрятавшись в этаком укромном уголке Лиманска, а вторая… Вторая возможная причина представала не в лучшем свете - от сталкера остался только его КПК, Хани нашла сей аппарат и сейчас сидит где-нибудь в холодном подвале, нажимая дрожащими пальцами кнопки на сенсорном экране. От проявившегося в воображении Грина зрелища сжалось сердце, виски нещадно ныли, отдавая жгучей болью в глаза.
Нет! Грин не мог забыть обо всем, не мог оставить все так, как есть. Официантка из бара «КобаЧок» стала слишком дорога его сердцу и душе, хоть он и увидел ее в первый раз всего месяц назад. Сталкер вновь заострил внимание на детали. «Месяц? Прошел уже целый месяц?». Целых 30 дней он не видел беловолосую девушку и не замечал вновь проявившейся пустоты в душе, будто все так и должно быть. Грин не ощущал никаких эмоций, простые вещи не пробуждали в нем особых чувств, которыми наполнялось его нутро, когда рядом была Хани.
С другой стороны, это был всего лишь месяц, но за это время изменилось многое. Из наемника он превратился в вольного бродягу, наставника, человека, отрешенного от прошлого. Последнее ему категорически не нравилось. В одно мгновение краснобородый решил все изменить и вернуться назад, не на весь путь, а хотя бы на его часть, на маленькую тропинку для двоих, где должны идти только он и она.
Сталкер судорожно сглотнул и выдавил из себя два слова:
-Я уйду.
Лирик от неожиданности поперхнулся куском мяса, чуть не выплюнув его.
-Что? Куда уйдешь? – обеспокоенно спросил он.
-Вернусь туда, где все начиналось – в Лиманск. Там все должно и закончиться.
Стихоплет утер рот от пивной пены рукавом костюма, пристально глядя на краснобородого.
-Ты что, совсем плохой, Грин? Там же от фанатиков сейчас не продохнуть, они грызутся за территорию, что твои рассадники блох за последнюю кость. Если ты забыл, «монолитовцы» и перебили всех «Синих волков».
Грин сделал вид, что не слышал бредней Лирика, и твердо стоял на своем.
-Не хочешь – не иди, я пойму, - сталкер не стал разводить болтовню и просто показал экран наладонника своему протеже. Тот принял аппарат в руки, и выражение его лица в тот же миг изменилось с хмурого на недоумевающее.
-Вот это ни хрена себе! – воскликнул Лирик, - И что, ты пойдешь туда один? С ума сошел?
Слова вновь пролетели мимо ушей краснобородого, сталкер лишь взял наладонник обратно и залпом выпил все пиво из стакана. Стихоплет, глядя на своего наставника, порывался что-то высказать, и осмелился только после того, как на дне сосуда кроме пены не осталось ничего.
-Один ты никуда не пойдешь, ясно? Это все равно, что в логово к медведю лезть в сезон охоты. Либо вместе, либо никак.
Сталкер только провел пальцами, или как называл это Лирик «граблями», по волосам, затем встал из-за стойки и направился в сторону ночлежки, не сказав больше ни слова. Протеже даже не стал останавливать учителя – сейчас краснобородому нужно собраться с мыслями и окончательно решить, что делать. Только в конце дня на КПК Лирика пришло короткое сообщение «В 5 утра возле условленного ориентира за северным выходом. Никто не должен знать, куда и зачем мы идем».
0
Топ статей
Люди говорят
