Про мишутку

Значит кто-то там знает,
Значит кто-то там верит,
Значит кто-то там помнит,
Значит кто-то там любит,
Значит кто-то там...
Е. Летов «Про мишутку»

Я прекрасно отдавал себе отчет в том, зачем мы проделали такой долгий путь. Зачем шли в Припять, рискуя жизнью, убивая, калеча, оставляя за спиной трупы. Артефакты... Сектор говорил – их здесь полно, только взять некому. Почему? Догадаться не трудно. Сюда, конечно, многие ходить повадились, особенно после того, как какой-то безумный сталкер отключил Выжигатель мозгов. Да только мало кто вернулся. Слишком уже зависело все от везения, а оно – штука противная, то манит за собой, обещая несметные сокровища, то поворачивается задом, когда ты больше всего в нем нуждаешься. Та еще тварь, хуже мутантов Зоны. С ними-то сразу понятно, чего следует ожидать. Всегда без вариантов – ничего хорошего.
Вот только Сектора не звери убили, а люди. Какой-то чересчур меткий снайпер «Монолита» подстрелил. Прямо в голову попал, а я за угол дома успел спрятаться. Скорее всего, Сектор даже и не успел понять, что произошло. Зато я понял. И стало жутко. Страх обжег нутро, подступил к горлу комком. Будь это игра, я бы жал клавишу F5 каждый раз, прежде чем выглянуть из-за угла и перебежать к следующему дому. Но тут жизнь, единственное, что я могу изменить – это ее продолжительность. Пустить пулю в лоб – только бы не думать о том, что я остался один среди домов, похожих на пустые коробки, в каждом из которых может поджидать опасность. Снайпер, бюрер, аномалия – да что угодно, любая дрянь, в совершенстве умеющая лишать жизни. Так чего мучится, все равно исход предрешен – смерть.
Смеркалось. Я скользил по улочкам уже чуть увереннее, апатия постепенно овладевала мной, пока не захватила полностью, страх уступил место безразличию. Единственное, чего сейчас хотелось, – уйти подальше от того места, где остался лежать Сектор. Смерти я не боялся, здесь есть вещи и похуже. Глядя на толпу зомби, прошедшую впереди, я подумал, что самое страшное – это бродить по Зоне гниющим полутрупом, и решил, что буду бороться до конца. Пуля в лоб, да только не себе – врагу.
На самом деле мне, по сути, было плевать на артефакты. Может, они здесь и были. Редкие и чертовски дорогие, но жизнь все равно дороже. Пока Сектор шел рядом, я был убежден, что мы дураки, да, но дураки на пути к богатству. Сейчас же этот миф испарился, как роса на солнце. Сектор с башкой, полной дурацких затей, теперь простреленной, лежал тремя кварталами позади. А впереди меня ждало прошлое. То, встречи с которым я жаждал долгие годы. Я не знал, как оно меня примет, но тревожное любопытство толкало к знакомому подъезду. Дом пять, квартира двадцать два.
Или все-таки двадцать третья?
Я поднялся по ступенькам. Сердце радостно екнуло, когда я оказался на последнем этаже, завертел головой в поисках нужной двери. Нашел не сразу, потому что двери не было вообще – остался только зияющий проем. А внутри темнота и неизвестность. Я переступил порог, бесшумно проник внутрь. Уже понимая, что пришел сюда зря. Ведь это все такая глупость. Припять уже совсем не тот город моего беззаботного детства. В школе, которую я так ненавидел, поселились снорки, детскую площадку облюбовала жарка. Нет бабы Зины на лавочке и запаха оладьей в подъезде, а мой настоящий дом теперь был за много километров отсюда, в Киеве. Там меня ждет жена и сынишка, а здесь что? Пустая квартира, из которой мародеры утащили все – даже занавески с окон. Разбитые мечты, старые раны. Тогда, в апреле, уезжая к родственникам в деревню, я и представить не мог, что больше не увижу Припять. Родители говорили, что мы непременно вернемся и все будет как прежде. Время шло, но мы верили в это, ведь так хотелось верить. А потом заболела сестричка. Я тогда совсем не понимал, почему мама плачет, расчесывая ее, и недоуменно глядел на длинные светлые пряди, которые оставались между зубцами расчески. «Все будет хорошо» – приговаривал отец, прижимая меня к себе.
Сестра умерла через неделю. И я понял, что как прежде уже не будет. Никогда.
Я шел, осторожно ступая по битому стеклу. На полу возле окна валялись тетради. Мои тетради. Я наклонился, чтобы поднять одну из них, и вдруг заметил под столом игрушку. Луч фонаря выхватил из темноты грязную мордочку медведя, который укоризненно смотрел на меня одним глазом-пуговицей. Я протянул руку, достал его. На губах невольно появилась улыбка.
– Старый друг, – прошептал я, сжимая его в руке, – ты все еще ждешь меня.
В носу защипало, скупая слеза пробежала по щеке, но замерла на подбородке, будто не решаясь упасть. Ах да, ведь мужчины не плачут... Яростно утерев лицо, я снова обвел квартиру взглядом. Нет. Здесь ничего больше не осталось от моего прошлого. Пустая коробка, четыре стены. И мусор – единственное, на что не позарились побывавшие здесь сталкеры. Брошенная ребенком игрушка для них тоже была мусором. Но разве может кто-то понять, что значит она для меня? Я держал этого медведя так бережно, словно он был самым ценным сокровищем в мире. Глядел на него, вспоминая, как мы с сестрой постоянно за него дрались. Да так, что один раз даже голову оторвали. А сейчас... сейчас я бы отдал десять медведей – только бы он была жива.
Я почувствовал себя таким уставшим, что едва устоял на ногах. Лечь бы сейчас на кровать, на этот голый железный скелет, оставшийся даже без матраса, и заснуть. А проснутся... нет, не проснутся вообще. Так и остаться здесь, среди обломков прошлого. Я глянул на луну, взошедшую над крышами домов. Идти ночью через Припять – самоубийство чистой воды.
Я прислонился к стенке, сполз по ней вниз. Положил автомат поперек ног, закрыл глаза и стал ждать наступления утра.

* * *
Я шел, стараясь не оборачиваться. До последней минуты мне казалось, что город меня не отпустит, похоронит заживо, как тех несчастных, которые, шатаясь, бродили по улицам, но ничего не происходило. Я прошел через Припять, так никого и не встретив. Остановился лишь на самой окраине, чтобы последний раз посмотреть в пустые глазницы окон. И только теперь заметил псов. Десяток слепышей вышли на открытое пространство, уже не скрываясь, затрусили ко мне. Медленно, необратимо, жутко. Знали ведь, что жертва уже никуда не денется, не сбежит. Знали. Я поднял ствол автомата, чувствуя, как взмокли от волнения ладони. Сердце тяжело ухнуло в груди, и в тот же миг первый пес сорвался с места, прыгнул в сторону, будто уходя от еще не выпущенных пуль. Стая распалась, окружая, разразилась заливистым лаем.
«Рано радуетесь» – зло подумал я.
Это была моя последняя мысль. Псы вдруг сжали кольцо и бросились в атаку. Я крикнул, очерчивая стволом смертоносный полукруг, и сразу три мутанта повалилось на землю. Остальные закружили, не давая как следует прицелиться. В такие моменты исчезают все эмоции. Даже страх. Ни мыслей, ни чувств, только холодный расчет. А потом из пустоты рождается огонь. Эйфория – маленький взрыв внутри и ударная волна, которая сметает все на своем пути. Главное – устоять, не дать ей захватить себя, иначе можно наделать много глупостей, после чего шанса пожалеть об этом уже не представится. Я перестал стрелять, попятился, зная, что патроны в автомате скоро закончатся.
Собаки отступили, но не ушли. Я ожидал, что потеряв большую часть стаи, они разбегутся, как это обычно происходит. Но слишком полагаться на «обычно» было бы непростительной ошибкой. Ведь в Зоне нет закономерностей, и я в очередной раз получил тому подтверждение. Псы бросились одновременно. И я понял – нет, они уже не уйдут. Ну что ж, я тоже не отступлю. Первую тварь скосила очередь, вторая заскулила и, припадая на перебитую лапу, исчезла в зарослях кустарника. Я обернулся. Очень вовремя, как раз в тот момент, когда последний мутант, который зашел со спины, приготовился к прыжку. Я утихомирил его метким выстрелом в голову.
Вот и все. Вдох, выдох. Успокоившись, я двинулся к кустам. Раненная мной собака, скорее всего, уже издохла, но, помня о прямо таки фантастической живучести мутантов, я решил перестраховаться. Мало ли. И действительно, пес был еще жив. Когда я подошел, он вдернулся и клацнул челюстями, но тут же забился в конвульсиях, пуская изо рта кровавую пену. Мне даже стало его жаль. Я направил на мутанта ствол автомата и выпустил в него несколько оставшихся пуль. Затем полез в карман разгрузочного жилета за новым рожком. И замер, услышав за спиной злобный рык. Я развернулся прыжком. Позади меня стоял чернобыльский пес – шерсть на холке встала дыбом, верхняя губа угрожающе приподнялась, обнажая ряд зубов. Я никогда прежде не сталкивался с этими поистине ужасными тварями Зоны, но слышал об их способностях достаточно. Страшная догадка осенила меня слишком поздно. Так вот почему слепые псы так безрассудно бросались под пули... Я попятился, одновременно пытаясь перезарядить автомат, но дрожащие пальцы совсем не слушались. Псу хватило одного прыжка, чтобы преодолеть разделявшее нас расстояние. Лапы ударили мне в грудь, я упал на спину, больно приложившись головой об асфальт. В глазах потемнело и все, что я успел – это выставить перед собой руки. Мутант клацнул челюстями перед моим носом, обдав смрадом из раскрытой пасти, потянулся к шее. Я сдерживал его как мог, но тщетно. Он был сильнее. Я почувствовал, как впиваются в горло клыки, забился. Хватка стала сильнее, и боль показалась невыносимой. Я боялся теперь лишь одного – что я буду жив все то время, пока эта тварь будет меня жрать. Но реальность уже поплыла... еще немного – и потеряю сознание. Еще немного, совсем немного страданий и выжигающего нутро страха.
Я очнулся спустя мгновение и, ощутив себя совсем беспомощным, перевернулся на бок, подтянул колени к груди. С удивлением уставился на лежащий рядом труп чернобыльского пса, потом на людей, которые чуть поодаль потрошили мой рюкзак. Я попытался окликнуть их, но из разорванного горла вырвался лишь жалкий всхлип. Осознав реальность всего происходящего, я прижал руку к ране, но кровь неизбежно текла сквозь пальцы, покидая меня вместе с жизнью.
– Здесь ничего нет! – возмутился один из мародеров.
Он вдруг повернулся и, встретившись со мной взглядом, двинулся ко мне. Наклонился, схватил за грудки. От боли я едва не потерял сознание, но то, о чем он спрашивал, понял четко.
– Где твой хабар, сталкер? – он тряхнул меня. – Говори живо – и я подарю тебе быструю, безболезненную смерть.
Я лишь усмехнулся, отрицательно мотнув головой.
– Ну пеняй на себя, гнида, – он швырнул меня обратно на землю. – Эй, Мелкий, дай-ка мне нож. Не верю я, что этот жмот возвращался из Припяти без хабара.
Когда лезвие блеснуло в руке незнакомого сталкера, я приготовился к худшему. Но тот не удостоил меня даже взгляда. Схватил медведя, которого я зачем-то унес с собой, и одним движением распорол ему брюхо. Запустил туда руку, с остервенением выбрасывая наружу поролон.
– Пусто, – спокойно сказал он спустя минуту.
Так спокойно, что мне стало жутко.
– Пусто, – повторил сталкер, глядя на своего товарища. – Там ничего нет.
И снова повернулся ко мне.
– Есть хабар... – прохрипел я. – На «Скадовске»... все отдам... только помоги.
– Само собой, – легко согласился он. – Мелкий, чего стоишь? Людям помогать надо.
Второй сталкер криво усмехнулся.
– Разумеется, – сказал он, направляя мне в лоб ствол пистолета.
И выстрелил.

При поддержке: Узнайте, какие самые ожидаемые игры 2012 года, список доступен на этом сайте. Вы должны знать, что ожидать от мира игровой индустрии в этом году.