Припять

ПРИПЯТЬ

60 мкР/ч. Ветер. Равнодушный и мертвый, он заставлял траву прижиматься к земле, а землю скупоживаться от своих порывов. Ветер гнал облака по небу, словно незримый погонщик, не позволяя им своевольничать. Облака плыли ровно однообразно. Я опустил взгляд.
Я шел по улицам мертвого города.
Это только кажется, что Припять – неживая. Непосвященному человеку на первый взгляд.
Да, ее ранили навылет, почти смертельно, в апреле 86-го, но она держалась. Пришли люди в странных костюмах, поливали дурно пахнущей жидкостью, но она не подала виду, что ей неприятно. Потом уехали дети, все до одного. Ей стало грустно, невыносимо одиноко. У города есть будущее, пока в нем резвиться хоть один малыш. Будущее отняли, но она не сдавалась, живя настоящим, одним всего - лишь днем. Так живут безутешные старики, потерявшие взрослых детей. Чтобы не сойти с ума от переживаний по непоправимому, сосредотачиваются на повседневных делах: делают уборку, готовят еду, ходят в магазин, стараясь не смотреть на качели во дворе,- живут одним словом. Вернее существуют. Бывают…
Припять тоже была. Приютила других людей, суровых и деловитых. Каждый день они совещались о чем – то важном, садились в свои машины и уезжали на ЧАЭС, к этому взбунтовавшемуся соседу. Она никогда его не любила. Каждое утро говорила “Здравствуйте”, когда первые утренние лучи освещали трубу, выкрашеннуюкрасно- белым, провожала людей к нему на работу. Теперь он взорвался, дебоширил, разогнал всех в округе, показав, кто самый главный в округе…
Я шел по проспекту Ленина. Мимо замелькали панельные девятиэтажки. Не дома-остовы их, безжизненные, с разбитыми окнами.
Вместе с разбитым стеклом из дома уходит душа. Незаметно выветривается с последними остатками тепла ранней осенью. Потом туда врываются ветер, дождь, снег, пучат полы, отшелушивают краску с потолков. Несколько холодных месецев хватает, чтобы стереть почти насухо память о бывших хозяевах.
Как там у Розенбаума?

Старый дом, давно влюбленный
В свою юность,
Всеми стенами качая, окна растворив,
И всем тем, кто в нем жил,
Он это чудо дарил.

Окна разбиты, распахнуты настежь, и нет никого. Ничего не подаришь. Некому дарить. Бродят по городу какие-то тени, что-то делают, волокут вещи по своим хозяйственным нуждам и плевать им на пустые окна. Иногда они сами их бьют, когда хотят что-то выкинуть из квартиры, или просто так. Я и сам иногда так делал. От тоски или в приступе злости - бывало по-разному. И улетала в небо очередная порция домовой души, невидимым дымом, на их многоэтажные небеса…
Прохожу магазин “Радуга”. Он действительно “светится” всеми своими двумястами микрорентгенами, что уловил мой дозиметр.
Захожу в один из домов. Поднимаюсь по лестнице. 2 этаж. Печальное зрелище внутри. В квартирах пусто. Окна выбиты. В коридорах лишь ржавые почтовые ящики. Уже много позже эвакуации, когда горожане забрали самые необходимые вещи, а мародеры – самые ценные, почти всю мебель и прочие предметы быта выкинули из окон дезактиваторы и отправили в могильники. Многие жители сами ломали и портили свое имущество, чтобы не оставлять лихим людям.
Захожу в крохотную “малосемейку” и вижу стул, а на нем сидит “постановочный” плюшевый мишка. Я усмехнулся. Хотя наоборот – должно быть грустно.
Мародеры… Суки…
Кому в Зону не надо, тот сюда не лезет. А ведь они лезут. Как одержимые лезут! Почему?Хм…
Они-поколение дегенератов. Стреляют друг в друга, грабят. Зачем? Ради хабара. Материальные ублюдки. Поколение дегенератов…
Я не такой. Я иду по духовному пкти.
Выхожу из дома. Двор зарос деревьями и кустарниками так, что сквозь зеленую стену почти не видно строений.
Пробираясь сквозь заросли, замираю как вкопанный: передо мной заросший детский сад, подобный тому, чтоя посещал в сопливые дошкольные времена. Именно следы прибывания детей все ищет глаз сталкера. Забытая впопыхах игрушка куда сильнее режет по сердцу, чем здание заброшенного завода-и это означает, что в обезлюдевшем городе мы все еще остаемся людьми.
Иду дальше по улице. О “Светлячок”! В напрочь разграбленном помещении магазина чудом уцелели старые советские лотки, отродясь не видавшие изобилия продуктов. “Светлячок” “светится” всеми цветами радиоктивной радуги, на дозиметре показания ползут еще вверх. Это самый “засвеченный” магазин в городе и еще одно пророческое название.
Выхожу на бывший проспект Дружбы народов. Народы уже давно не дружат, устраивая перестрелки, а проспект превратился в заросшую аллею. В стенах домов следы от пуль.
Дегенераты… Уничтожают память и историю. Сволочи…
Я заговорил о пророчествах, коих было уже немало?
В магазине “Березка” теперь растут березки. В каком апокалипсическом сне мог представить такой поворот сюжета автор названия.
Отсюда уже совсем недалеко до печально знаменитой 126-й медсанчасти…
Делаю большой крюк. Прохожу мимо бассейн “Лазурный”. Внутри настоящая разруха. На борту бассейна нарисован какой-то рисунок. Года 2 назад, ребята из Припять.ком водили одного чудика с балоном. Графитчик-неформал, или как они там себя называют… Первая картинка, на 16-этажка, была еще ничего-девочка тянулась рукой к кнопке лифта, все эмоционально и трогательно, мне понравилось. Как будто плохая нововость застала рбенка врасплох, и он силится убежать, но не может. А тут какая-то рыбалка, не пойми где. Я рассвирепел и забил этого художника… Дегерат…
Поворачиваюсь. Вижу огромные часы.
- В часы посещений,- сказал я.
Выхожу из здания.
Я покидаю Припять.

“В каждом городе детсва
Есть что забыть и вспомнить,
А если ты хочешь согреться
Встань у огня, протяни ладони.
Быстро ревут моторы.
Ну что же, на прощанье выпить?
И мы покидаем любимый город,
Неважно Москва или Припять.”

Я покидаю Припять.
В окне мелькнул силуэт.
Я потянулся к автомату.
Выстрел. Я падаю.
Дегенераты…