Парк им. В.И. Ленина (г.14, эпилог) (Эпилог)

Боковым зрением замечаю бумажку на тумбочке у изголовья, беру и читаю печатный текст:

"Дорогой Анатолий по кличке Ягуар.

Благодарю от всего Главного Управления Разведки Украины за помощь в извлечении из Чернобыльской Зоны Отчуждения фрагментов упавшего спутника и артефакта особой ценности. Как и договаривались по контракту, сумма на вашем счету увеличена, плюс премиальные и компенсация за гибель вашего компаньона Дмитрия по кличке Сон. Думаю, этой суммы вполне достаточно, чтобы начать новую жизнь и забыть о случайных заработках.

P.S.: все ваши секретные схроны, оружие, обмундирование и транспорт переходят в собственность ГУР, они вам больше ни к чему.

Мой вам совет: не лезьте больше в Зону, переезжайте в более спокойное место, любая месть вас погубит.

С Ув. Полковник ГУР Украины Николай".

Прочитав эти строки, я тупо уставился на бумагу и глубоко вздохнул. Значит не сон, значит реальность, значит не увижу больше Димку. В памяти, как поплавок из толщи воды, вынырнул тот момент, когда Димку выворачивало наизнанку, а я не мог ничего сделать. Боже.

Что я скажу его подружке? А я даже не помню, как её зовут. Как нибудь потом, надо в бар.
Бумагой вытер подошву ноги и кинул в лужицу рвоты. Сейчас мне нужен душ.

До бара еле дотопал. Тёмные очки и капюшон скрыли "красоту" на лице. Вечер только начинался. Интересно, Лёха меня узнает? Узнает, он меня даже по костям без всякой экспертизы опознает и скажет: "Он, точно он, я его крепкую скулу из миллиона узнаю, а эти руки их тысяч". Я усмехнулся, но воспоминание о Димке быстро стёрло улыбку с моего лица.

Вот он бар, всё такой же. Захожу. Лёха сидит на своём прежнем месте. Посмотрел на меня скучающим видом.

– Бар только для особых клиентов, – пробасил он лениво.

Не узнал. Стареет. Я скинул капюшон, снял очки. Его глаза округлились, губы зашевелились, пытаясь что–то сказать.

– Не утруждай себя вопросами, Лёха, всё равно не отвечу. Дядя Саша на месте?
Дар речи к нему ещё не вернулся, но утвердительно кивнуть головой он всё же смог. Я толкнул дверь, и все замерли, уставившись на меня как на привидение, даже музыканты перестали играть. Прошел к свободному столику и сел, ни на кого не глядя. Сразу подбежала официантка и молча поставила бутылку водки и две стопки. Дядя Саша постарался, он чувствует, когда человеку плохо.

Отвинтил крышку с горла и разлил по стопкам: одну себе, вторую почившему Димке. Выпил. Приятное жжение прошло до самого желудка. Налил себе ещё, выпил. Здесь закуска бессмысленна, чем раньше опьянею, тем легче станет.

Музыканты ударили по аккордам, по бару разлились грустные завывания электрогитары, играющей хард–рок. Певец завёл прокуренным голосом песню Черного Обелиска «Я остаюсь».

Я прослушал песню до конца. Песня в самую точку.

Не буду много напиваться, четвёртую стопку дуну и пойду.

Подсел Отрок, сталкер новичок, в невменяемом состоянии, и стал что–то неразборчиво бубнить. Подошли его друзья и забрали Отрока, глубоко передо мной извиняясь и сожалея о гибели Сона. Пусть земля ему будет пухом.

Когда налил себе четвёртую стопку, подошел дядя Саша, сел рядом.

– Толь, я сожалею о гибели Димки, – я кивнул. – Ты знаешь, ты теперь живая легенда, о тебе с Димкой только и говорят и ставят всем в пример. Знаю, что вы выжигатель мозгов разворошили, побывали на ЧАЭС, на болотах. И даже, – он перешел на шепот, – вы добрались до ИЖа. О вас не было ничего слышно вот уже три недели. И вот ты появляешься, один без Димы, грустный. Все всё поняли. Ещё раз сожалею.

– Спасибо дядя Саша, – поблагодарил я. – Быстро же у нас новости распространяются.

– Так что, это все, правда?

– В какой–то степени, – я замолчал, вспоминая все мои приключения. – ЧАЭС красивая, но там ничего нет кроме радиации. Дядь Саш, постарайтесь, чтобы ребята туда за зря не ходили, – я опорожнил стопку, вздохнул. – Я уезжаю отсюда, навсегда. Пока не знаю куда. Если что, не обижайтесь.

– Да что ты, Толь. После тебя мой бар популярнее станет. Ты заходи, если что, не забывай старину Алекса.

– Не забуду.

Мы обменялись рукопожатиями, я встал, наступила гробовая тишина, и вышел из бара.
На душе стало немного легче, водка сделала своё чёрное дело. Уверенной походкой, стараясь особо не петлять, пошел в сторону Димкиного дома.

Что я ей скажу? Как посмотрю в глаза? Как она отреагирует? Я готовился к худшему. Димка её сильно любил.

С тяжкими думами добрёл до двора, открыл калитку и ступил на порог. Только замахнулся, что бы постучать, но дверь неожиданно открылась. В дверях появилась она: длинные белые волосы взъерошены, под глазами круги от недосыпания, в глазах тревога, но всё такая же красивая. Она смотрела на меня, я на неё. Она всё поняла в моём взгляде, заплакала. Я неуверенно её обнял, она меня, положила свою голову на моё плечо.

– Я знала, знала, он сам мне сказал, что, может быть, не вернётся. Он всегда так говорит, когда уходит, но в этот раз я почувствовала, понимаешь? Я уговаривала, а он, а он... – и зарыдала.

Я продолжал её обнимать, стоя на крыльце. Я не сдержался и слёзы потекли по щекам.

– Толя, ты меня не бросишь? – я ошеломленный посмотрел на неё. – Не смотри на меня так, – слёзы струйками текли по её прекрасному личику. – Я люблю тебя, полюбила ещё тогда, когда тебя увидела, с первого взгляда, но я не смогла покинуть Димочку. Толь...

Я её поцеловал, она ответила взаимностью. Так целуют только любя. Какое–то странное чувство во мне возникло, что она мне очень нужна, как и я ей.

Что же это такое? Как я могу? Любимую подругу своего друга?

Почившего друга.

Она отступила вглубь дома, увлекая за собой в темноту. За моей спиной захлопнулась дверь.