Отец

Ну, что доигрался в пострелушки…
Лежу на полу, крепко сжимая рваную рану на ноге, в руинах «хрущевки» посреди Припяти, едва слышу топот сапог на нижнем этаже и во дворе. Обессилевшей рукой передергиваю затвор винтовки, подползаю к окну, аккуратно, подтянувшись, выглядываю. Семеро держали периметр, а трое других целились в окна. Я положил СВД на подоконник, наблюдая крупным планом вражеские лица. Выпускаю три патрона- цели повержены.
Я снова уселся на пол, алое пятно увеличивалось на, почерневшем, от плесени полу. Облезлые стены, в дальнем углу «скелет» кровати- последние, что вижу в этой жизни, а дальше наверно другая.
Я вдруг вспомнил детство. Как мне сейчас не хватает моего отца. И почему то я понял это только сейчас . В детстве я принес ему немало страданий, непослушанием. А теперь жалею. По лицу покатилась крупная, полная душевной боли, слеза, оставляя приятный влажный след.
Я снова подтянулся к окну и сделал, последних, семь выстрелов. Да толку то, они уже в здании. Я аккуратно поставил винтовку в уголок и достал последнюю гранату, припасенную на всякий случай. Топот в коридоре усилился.
Я поднял полные слез глаза и мне показалось, что напротив, на этой самой советской кровати сидит мой отец. Он так же как когда то давно смотрит на меня своим усталым взглядом и вздыхает. А я отворачивался тогда от него. «Отец! Отец, слышишь! Прости меня идиота!»
И мне показалось, нет я почувствовал- он улыбнулся. Зачем я бросил его, как же сейчас больно.
Я вырвал чеку и крепко сжал запал. Тело опустилось, взметнулась пыль. Если бы я только послушал его – все было бы иначе. В комнату ворвались и я совершил последний глупый, но в данной ситуации единственный, правильный поступок. Я расжал руку …
Пространство куда-то провалилось, стремительная боль и ужасный жар окутали мое, наверно уже бездыханное тело. Но в голове до сих пор крутилось: «Прости меня отец…»