Хладный Демон

– Аццко тут! – выделяя «ц», в который раз за этот день проговорила Регина, кутаясь в стащенный плед и дуя на застывшие пальцы, приближая их к самому рту. Даже в перчатках они слушались плохо и то и дело немели. Сидевший рядом с ней Афанасий заботливо приобнял девушку за плечи и прижал к себе. Она только уткнулась носом в широкую мужскую грудь и вздохнула.
Последние дни февраля выдались жутко холодными. Двадцать второго температура резко упала с минус десяти почти до минус сорока градусов. Все обитатели Зоны, не успевшие добраться до тёплых мест вроде баз Свободы и Долга, бара и Янова, военных КПП и бандитских притонов, искали себе пристанище, где можно было бы хоть как-то согреться. Кабаны, плоти, псы и снорки лишились своей обычной активности и апатично лежали под редким кустарником, постепенно покрываясь мелким колючим снегом, контролёры, кровососы и химеры где-то попрятались, тушканы наводнили пустые дома, и стало практически невозможно найти свободное от них убежище. Бюрерам в подвалах было всё равно. И каждый день сталкеры, рискнувшие выйти наружу, находили на снегу замёрзших ворон – видимо, птицы пытались добраться до более тёплых мест, но не смогли.
– Аццко тут, – повторила Регина, вжимаясь лицом в тёплый свитер друга.
– Ничего, потерпи. Пройдут морозы, и пойдём домой.
– Может, проще прямо сейчас пойти?
Афанасий опустил голову. Несколько часов назад, когда он сидел у выхода, на его глазах контролёр, ковылявший по смерзшемуся снегу, остановился и упал. Наверное, в другое время года над ним кружили уже бы вороны, но теперь его труп только обдувало холодным ветром да посыпало колким снежком.

Регина с Афанасием возвращались к Периметру, когда начало холодать. Первое время они продолжали упорно идти, несмотря на то, что оба уже почти не чувствовали пальцев на руках и ногах. А потом, когда столбик на маленьком термометре, висевшем на рюкзаке Афанасия, начал опускаться ниже минус двадцати семи, они занялись поисками места, где можно было бы переждать непогоду. Небо было предельно ясным, на чёрном бархате его купола медленно рассыпались светлые искорки звёзд. Дыхание вырывалось изо рта с облачком пара, на меховой оторочке по краю капюшона поселилась изморозь и, кажется, надолго. Материал, из которого сделан рюкзак, загрубел и стал твёрдым, согни чуть-чуть – сломаешь.
Вскоре Афанасий увидел в бинокль небольшую землянку. Может быть, до первого взрыва она и не была землянкой, а полноценным домом, но Выбросы укатали её, почти сравняли с землёй, прижали к ней, и крыша едва-едва поднималась на метр. Зато в темноте под крышей был люк с лестницей вниз – туда с некоторым трудом и спустились сначала Афанасий, придерживая рюкзаки, а затем и Регина. Неподалёку от люка они развели костёр и стали отогреваться сами и отогревать пищу.
На второй день Регина нашла в дальней комнате подвала запасы воды, консервов и тёплых вещей. На третий от их собственных запасов осталась половина. Нормальных сухих дров не было, и им приходилось греться теплом друг друга и стараться сохранить его.
На шестой день, когда Регина забылась зыбким сном, в котором её то и дело мучили кошмары на предмет смерти от переохлаждения, Афанасий, копавшийся в своём ПДА, осторожно поднялся со своего места, взял автомат, тихо, чтобы не потревожить сон Регины, передёрнул затвор, проверяя, не замёрз ли механизм. Механизм работал исправно. Афанасий успокоился, застегнул по самое горло сталкерский комбез, натянул до переносицы шарф, шапку – до бровей, оставив лишь узкую прорезь для глаз. Потом мысленно попросил помощи и благословения Чёрного Сталкера и поднялся по лестнице. Прищурил глаза, защищая их от солнечного света и ветра, и выбрался из землянки.

Регина, оставшаяся в подвале землянки, видела сон.
Будто она смотрит сверху, а её друг и напарник, сталкер Афанасий, изредка поглядывая на ПДА, идёт по снежной равнине с редко торчащими кустарниками и искореженными деревьями. Поверхность снега будто отшлифована и настолько она гладкая и блестящая, что слепит глаза. Афанасий идёт, скрипя сапогами, прикрывая глаза ладонью, и на перчатке оседает изморозь.
С высоты своего взгляда Регина отмечает, как изменилась Зона. Подснежные аномалии различаются легче, чем их «неодетые» собратья. Вокруг «жарок» снег не просто тает, а плавится, из последних сил истекая кровью-водой, силясь потушить аномальное пламя, поэтому «жарки» шипят и заходятся горячим паром – ни вода, ни огонь не могут побороть противоположную стихию. Возле «каруселей» снег упорно отказывается лежать спокойно, и крупными хлопьями кружится в вечном вальсе по спирали, разрываемый под конец на мелкие снежинки мощью аномалии. А вон там что за впадина посреди ровного снега? Афанасий кидает болт, и во впадине его сплющивает, прижимает к земле, превращает в стальную лепёшку – так и есть! – «комариная плешь», учёными называемая «гравиконцентратом». Всё, что попадает в зону её влияния, она притягивает к себе и спрессовывает так, что снег над ней сейчас плотный и слоёный, как торт «Наполеон».
Регина не понимает, что Афанасий ищет в промёрзшей Зоне. Пару раз ей мерещится в порывах ветра чей-то рык, да в поднявшейся вдруг метели мелькает чья-то неясная тень. Солнце скрывается за слоями снега, поднявшегося в воздух, но ясно, что сталкеру от этого не легче, потому что усиливается ветер, да и видимость резко падает. Вот Афанасий делает несколько шагов и оборачивается. Позади него не видно собственных следов. Ну что же. Видимо, обратного пути нет.
Постепенно темнеет. Регине всё сложнее различать, где идёт Афанасий. Она может спутать его с торчащим из-под снега деревом или полузанесённым трупом мутанта. Вой ветра смешивается с рыком, идущим откуда-то из глубины Зоны, и Афанасий останавливается, чтобы оглядеться. Сначала он вглядывается в экранчик ПДА – на нём то ли карта, то ли детектор аномалий. Потом сталкер включает налобный фонарь и светит им по сторонам. Тонкий луч едва-едва пробивается сквозь метель на расстояние нескольких шагов, но вдали виден чей-то исполинский силуэт. Заметив его, Афанасий поднимает автомат и даёт несколько коротких очередей. В ответ ему раздаётся громоподобный рык, и ветер бросает прямо в лицо, наверное, целый сугроб мелких колких снежинок.
Регина понимает, что Афанасий борется с кем-то – фонарик начинает пляску среди деревьев, похожих в темноте на протянутые руки скелетов, под порывами ветра и в объятьях метели. Короткие очереди раздаются всё чаще, иногда они перемежаются с приглушёнными шумом буйства природы хлопками гранат. Им вторит нечеловеческий, неживотный рык, не похожий ни на один из производимых зверями Зоны. Некоторое время длится этот танец смерти, и вдруг Афанасий останавливается, осторожно идёт вперёд, свет фонарика выхватывает из тьмы сугроб, и сталкер, достав нож, втыкает его по самую рукоять прямо в снег. Или это не снег? Регина видит, как то, что казалось ей сугробом, издаёт предсмертный протяжный стон, и из раны, нанесённой Афанасием, течёт густая, блестящая при свете фонаря кровь.
Метель прекращается, становится светлее. Афанасий, обессилев, падает на снег, и теперь уже его потихоньку обдувает ветром. Регина хочет бежать ему на помощь…
…и просыпается.

В подвале было чуть теплее, чем раньше. Достав маленький термометр, оставленный Афанасием, Регина проверила температуру. И правда – когда она засыпала, столбик был ниже. Зевая и потирая заспанные глаза, Регина на ощупь стала искать фляжку с водой, чтобы умыться. Когда это ей удалось, девушка плеснула холодной жидкости себе на ладонь и протёрла лицо. Холод взбодрил, помог собрать воедино расползающиеся мысли и обрывки сновидения. Регина вспомнила свой сон, позвала Афанасия – когда он не отозвался, она спешно собралась наружу.
Наверху ярко било солнце. С минуту Регина стояла, прикрыв глаза ладонью, привыкая, а потом убрала руку и ахнула. Снега не было – как и привычной по-осеннему жухлой травы, как и мокрой грязи. Вместо этого поляна перед землянкой была покрыта молодой изумрудной травкой. Где-то щебетали птицы, ветер нёс лёгкий флёр свежести. И всё было каким-то новым и праздничным.
Из-за деревьев, которые тоже успели обзавестись зелёной листвой, вышел сталкер, в котором Регина без труда узнала Афанасия. В руках он нёс букетик маленьких белых ветрениц. Обняв бросившуюся ему навстречу Регину и протянув ей цветы, он сказал:
– С весной тебя, дорогая моя женщина!