Герои былых времен.

Старый Волк, уткнув седую морду в лапы и закрыв глаза, грелся в лучах заходящего солнца. В зоне нечасто выпадают солнечные дни. Грустные мысли одолевали его. Когда-то он был молодым, сильным и бесстрашным охотником. Он не опускался, как сейчас, до охоты на сусликов. Охота на кабанов секачей или на вооруженного до зубов человека – вот это охота. Каждое безоблачное полнолуние он пел песню для своих сыновей, песню своего отца, своих предков. Сыновья, вторили ему. От этой песни слепые псы поджимали хвосты и не смели даже тявкнуть, а снорки в страхе разбегались подальше. Никто не смел, сунуться к его логову, даже люди.

А сейчас? Сейчас он остался один, а кости его сыновей белеют на окрестных холмах. Он открыл глаза и скосил их на соседний холм, сощурился. Он ни чего не рассмотрел, зрение уже не то, но он знал – там лежат кости его жены. Её дети, их дети, были ловкими и бесстрашными охотниками. Не в меру отчаянными, может быть, чуточку бесшабашными. Все они погибли, но они погибли как настоящие охотники. А как погибнет он? Как старая, ни кому не нужная собака? Нет!

Сегодня будет полнолуние и безоблачно. Он это чувствует. Он будет петь свою песню. Наверное, это будет в последний раз. Слепые псы совсем обнаглели, эти шакалы разметили все деревья во круг его логова. Его обложили со всех сторон. Круг сужается. Да и снорки страх потеряли – перебегают дорогу перед самым его носом. Но он споет свою песню сегодня, во славу предков и сыновей. А если кому-то это не понравится, то он даст им бой, свой последний бой.

Он сидел на большом валуне. Он хорошо выбрал позицию. Справа и слева от валуна – две мощные аномалии. Позади валуна еще две небольшие аномалии, а между ними узкий проход. Ни одна живая душа уже не знает про этот проход, да и сам он сегодня отступать по нему не собирался. Круглая луна взошла над лесом. Он вздохнул поглубже и запел. Залаяли слепые псы, заводя себя лаем. Ну, смелее, сукины дети. Он добавил ещё пару нот в песню. Скулеж и тявканье приблизилось, сейчас собаки начнут свою карусель. Будут бегать кругами между двумя аномалиями и валуном, а потом одна из них, осмелев, бросится на него, а затем уж и остальные. Скорей бы уже. Скольких из них он успеет загрызть, он не знает. Его радует только то, что и его кости будут белеть здесь, недалеко от логова, в котором он родился. Вдруг он почувствовал отголоски чужих мыслей. А это ещё кто? Человек! Пусть становится в очередь. Хотя, собаки сегодня его труп человеку не отдадут. С другой стороны, вряд ли человек собакам друг – может, рассчитается за него с собаками.

Ну что же, пора! Он оборвал песню и бросился сверху на подбежавшую собаку, с ходу сломав ей позвоночник. На ноги он подняться не успел – одна из собак вцепилась ему в бок. Извернувшись, он ухватил ее за заднюю лапу. Эх, годы берут свое – раньше бы он сломал бы эту лапу челестою в раз. Собака заскулила и отпустила его бок, но, тут же, еще две собаки вцепились в него. Отпустив лапу, он вцепился в морду подбежавшей третьей. Что бы сбросить собак он начал кататься по земле. Надо сбросить собак, надо встать на лапы! Негоже волку умирать лежа! Раздались короткие автоматные очереди. Эх, торопится человек! Он же мог еще убить, одну, две.

Ряды собак поредели. Изловчившись, он вырвал глотку очередной собаки. Стряхнув с себя еще одну, он вскочил на лапы. Собаки бросились наутек. Он развернулся. На валуне, где он несколько минут назад пел свою песню, стоял человек и менял рожок автомата. Этот нехороший человек разогнал собак. Стрелять и то толком не умеет – в него ни разу не попал! Ну, сейчас он за это заплатит! Волк унял дрожь в лапах, оскалился и приготовился к прыжку.

— Аяврик, прекрати скалиться, не делай вид, что ты не рад старому другу.

— Рваный? Как ты тут оказался? Не уж то через проход, прополз на пузе между аномалиями? Ты же это терпеть не можешь?

— Что не сделаешь, что бы повидать старого друга. А тут у тебя такое веселье. Дай думаю, поучаствую.
Человек спрыгнул с валуна, уселся на корточки и откинул оптику ночного видения на затылок.

— Рваный, я не люблю, когда ты думаешь одно, а говоришь совсем другое, — волк подошел к человеку, уселся напротив и посмотрел ему в глаза.

— Выхода не было, Аяврик. Бандюки загнали меня к твоему лазу. Всех наших положили, а меня от самой водокачки травили как волка. Разве бы я сунулся к твоему логову, да еще ночью. Про твою стаю, слава на всю округу идет.

— Нет больше стаи. Одна слава осталась, и то у людей. Собаки уже это поняли. Сегодня я готовился умереть.

— Да, молодость ушла, Аяврик. А помнишь, какие мы были — на контроллера ходили! А теперь вот сидим тут, два затравленных старых волка.

— Мы все еще живы, Рваный. Давай убьем твоих врагов, как сегодня убивали моих.

— Ну да, повоем вдвоем на луну, и пойдем умирать.

— Волки не воют, а поют! Ты опять говоришь, не то, что думаешь. Разве ты не хочешь отомстить за своих друзей?

— Отомстить, а как? Я потопил в болоте свой винторез, а этих там больше десятка! Теперь они засядут на водокачке, мы к ним и на автоматный выстрел не подойдем.

— Говори за себя! Я подойду на расстояние броска!

— И что ты сможешь сделать, воин? Ну, может быть, завалишь одного, а потом что?

— Выбирай слова, Рваный! Воин! Повторяю, волки не воют, а поют!

— Ты не понял, Аяврик! «Воин» — это у нас, что-то вроде вашего «Охотника».

— Так и давай поохотимся, вместе! На этих, на бандитов! Ты ведь вроде, бандитов за людей не считаешь!

— Старый ты людоед, Аяврик! Это у тебя еще адреналин кипит в крови. Еще час назад, ты не знал, одолеешь ли десяток собак, а теперь хочешь охотиться на десяток людей. Тебе надо пробежать километров пять трусцой, что бы снять напряжение. Я вот пробежался от водокачки до твоего логова, и в голове наступило прояснение. Я тоже, вот, всю дорогу шептал – убью, убью! А сейчас спрашиваю себя – а как? У меня всего два рожка патронов к автомату, а ни одной гранаты.

— Это ты по адресу зашел, Рваный. Аяврик, тебе поможет.

— Аяврик, прекрати издеваться!

— Почему издеваться? Я знаю в долине, место, где прикопаны ящики с вашими «боеприпасами», и этим, как его, ах да, пластидом.

— Любопытно, пошли, посмотрим.
Через полчаса я уже выкапывал ящики.

— Аяврик, откуда такое богатство? Цинки с патронами, пластид и взрыватели?

— Люди, принесли и закопали. Я сам видел.

— А почему потом не откапали и не забрали?

— А кто б их выпустил из долины, матери они не понравились!

— Мудрая бала волчица, твою мать!

— Рваный, в твоих словах есть какой-то второй смысл, я пока его не улавливаю.

— Ах, брось, ты же помнишь, у меня голова со смещенным центром тяжести.

— Ну, да. И ты родился на улице Ленина, поэтому тебя зарубает время от времени. Учти, я читаю твои мысли. Но ты умудряешься засерать мне мозги не только в словах, но и в мыслях. Какое это имеет отношение к моей матери?

— Да, ни какого! Какой у нас будет план?

— Убьем их всех. Как? Враги твои — решай сам!