Бегство от безысходности. Глава 3. Сталкер.

- А. Сапковский

Шли долго, шли быстро, шли напрямую через заросли бурьяна и колючки, стараясь не порвать костюмы, шли, обходя обрывы и маленькие грязные речушки. Просто шли – чтобы идти, чтобы двигаться. Оглядываясь назад и проверяя, не спешат ли по их следам одетые в серый камуфляж люди с полумасками на лицах и цепями из гаек и болтов на шеях. Люди, вне всякого сомнения, желающие их смерти.

- А может зря волнуемся, - хихикнул всего один раз Сергей, - может, не было у тех кретинов никаких друзей. Бегаем от собственной тени…

В этот момент где-то сзади хрустнула сухая ветка, сталкер вздрогнул и развернулся, вытаскивая из кобуры свой “кольт”. Серый заяц, треща кустами, выпрыгнул из зарослей, пошевелил ушами, глядя на Сергея перепуганными, пустыми глазами животного, и скрылся в чаще, ломая длинными задними лапами сухие ветки.

- От собственной тени, м-да… - Поморщился сталкер, пряча пистолет и замолчал. Надолго. Но оглядываться при каждом шорохе назад не перестал, как и хвататься за пистолет или нож.

Андрей воспринимал все с угрюмым терпением. За последние два дня он выдохся так, что с трудом мог говорить и нести свой груз, не говоря уже о том, чтобы думать о преследовании, ему даже хотелось умереть, а еще лучше – пасть в героическом бою. Только вот героического боя, такого, о котором он читал в книгах и какой видел в кино, не предвиделось, скорее всего, это будет два выстрела из ружья, короткая очередь из автомата или вообще взрыв гранаты, сопровождающийся гулом в ушах, коротким полетом и болезненным столкновением с землей. Лицом в грязь. “Всю жизнь мечтал” подумал Андрей, хлюпая по липкому месиву некогда бывшему грунтовой дорогой.

Постепенно лес становился все реже, ельник исчез совсем, оставив в память о своем мрачном великолепии только продранный колючками рукав костюма Сергея, который тот, ругаясь сквозь зубы, штопал несколько минут прямо на ходу, криво прикладывая повязки и приговаривая: “и так сойдет!”, чтобы потом, на привале, снова схватить иглу и перешить все заново.

Они все чаще шли по голому, унылому безлесью – дикому полю, прореженному лишь одинокими деревьями, какими-то мокрыми, с тяжело обвисшими черными ветвями, подернутыми тонкой кромкой темно-зеленой листвы. И столбами ЛЭПа, ржавыми, провалившимися, или продолжавшими стоять старыми скелетами, обвитыми оборванными проводами, как напоминание о вечности и тем, что она делает со всеми и со всем живым и не живым. Солдатские ботинки Андрея шлепали по треснувшему асфальту старых дорог, известке и щебенке, замешанной на свежей грязи, грунтовкам, из этой самой грязи состоящим и просто влажной траве. Дождь, казалось, лил не переставая, даже ночью его капли с раздражающим шумом барабанили по плотно закрытой маске костюма, а спать на голой земле, несмотря на полную непроницаемость костюма и мощный подогрев было холодно, сыро и противно, также, как и есть отвратительное консервированное мясо.

- Ничего, прорвемся, хрен ли не дойти? – оптимистично заявил Сергей, лежа на траве. В последнее время его прежнее красноречие куда-то улетучилось, уступив место простому солдатскому жаргону, кем, несомненно, бывший преподаватель из университета когда-то был. Также как Андрей когда-то был программистом и менеджером маленькой фирмы по торговле электроникой в славном городе Запорожье, ныне затянутом смогом. Далеко на юге…

- Куда бежим-то?..- Андрей с отвращением жевал консервы, сидя на мокрой траве, единственным положительным моментом который он улавливал в еде было то, что нести после нее приходиться на одну консерву меньше. Мелочь, а приятно. Особенно учитывая бешеный темп их поспешного передвижения, а попросту говоря – бегства.

- Неужели ты думаешь, что нас могут выследить? Здесь, за сотню миль от этого долбанного бункера…

- Во-первых, далеко не за сотню, во-вторых, никак не миль. – Сообщил Сергей, приканчивая свою консерву, и зажевывая ее вермишелью быстрого приготовления, которую он даже не удосужился развести в кипятке. – За полтора дня мы прошли едва ли шестьдесят километров. Местность здесь труднопроходимая, поэтому кажется, что шагаешь без перерыва, а на самом деле – едва ползешь по склону какого-нибудь холма.

Андрей заметно приуныл, потирая друг о друга грязные ботинки, под которыми наливались красным обильные волдыри, натертые почти за сутки беспрерывной ходьбы.

- Что ж мы, совсем не продвигаемся?

- Еще как продвигаемся. – Улыбнулся сталкер и вытащил из кармана свою карту, предварительно проведя по ней длинную линию серым карандашом. – Это только за сегодняшний день.

Линия была действительно очень длинная, соизмеримо масштабу, конечно. До красной линии железной дороги оставалось совсем не много…

- К вечеру дойдем. – Обрадовал его Сергей. – Наслаждайся последним днем в Зоне, солдатик.

Наслаждаться, несмотря на мозоли и оттягивающий спину груз, было чем – буйная растительность, трава и цветы никуда не девалась и все также пестрела всем своим великолепием, мельтеша перед глазами Андрея, привыкшего к унылому индустриальному пейзажу родного города, где летом нельзя было вздохнуть полной грудью, чтобы не закашляться, а зимой выпадал черный снег. Действительно черный: припорошенный сверху толстым слоем сладковатых, приторных городских дымов, под которым укрывалась снежная белизна замерзшей воды.

Он начинал понимать, зачем люди уходили в это опасное место, зачем терпели лишения и тяготы, продавали квартиры, машины, бросали работу и становились сталкерами – бродягами без будущего. Начинал понимать, шлепая нелепыми солдатскими ботинками по мелкому ручью, касаясь ладонью, временно освобожденной от перчатки влажной, переполненной каплями росы высокой, ослепительно зеленой травы. Вдыхая ароматы цветов и щекочущий ноздри запах хвои.

Понимал и то, что в руках бездомных бродяг сталкеров – единственное возможное будущее. Их будущее, в котором не было места остальному человечеству, погрязшему в отходах собственной жизнедеятельности. Будущее, в котором главным будет не размер экрана телевизора, не скорость процессора домашнего компьютера, не марка автомобиля и количество комнат в квартире, а синий цветок с восемью идеальными лепестками, колышущийся на ветру. И такое будущее ему нравилось.

И он покидал его с тоской в сердце, зная, что, быть может, никогда больше сюда не вернется, проведя остаток своих дней в занюханном офисе какой-то мелкой компании, в городе, где невозможно было глубоко вдохнуть отравленный воздух, чтобы не закашляться. И так было всюду. По всей планете, которая когда-то была вся подобна цветущему великолепию аномальной зоны. Которая появилась на месте, зараженном человеком казалось бы, совершенно непоправимо. “Все верно, как и то, что феникс всегда восстает из пепла собственного естества. Мы не убиваем природу – на это мы, со своими скудными силенками не способны, мы просто помогаем ей переродиться”.

Так было не только сейчас. Так было всегда. Цикл должен быть продолжен, также, как сделан следующий шаг, несмотря на боль, которую он причиняет израненным ногам, потому что это шаг по золотому пути в бесконечность единственного верного будущего.

А вечером этот путь привел их к другому пути, катившемуся за горизонт двумя сверкающими металлическими полосами. И этот путь был для них тогда гораздо более важен, это была дорога жизни – их жизни, сотканной из переплетенных канатов старого, источенного железа и едва начавшей закаляться стали. Ведь не спроста эта дорога называлась “железной”. А в такой вечер хотелось искать во всем скрытое значение.

- Дошли, все-таки дошли…

Андрей повалился на гравий, осыпавшийся со склона высокой насыпи, и положил руку на теплые рельсы, блаженно улыбаясь. На его плече все еще висела бесполезная снайперская винтовка, которую он не хотел выкидывать из принципа, предпочитая нести лишние килограммы металла и презренья, которым обдавали его глаза наставника, предпочитавшего всему оружию свой верный пистолет.

- А ты как думал? Что бы мы, и не дошли?! – Сергей плюхнулся рядом, создавая своим падением маленькую лавину серо-бурого гравия, осыпающегося с костяным треском перестукивающихся камней.

Порывшись в своей верной сумке, он вытащил еще один мятый-перемятый листок, бурча, посмотрел на часы.

- Наш поезд прибудет через пару часиков, солдатик. Успели, мы, успели… можешь не волноваться. Вовремя пришли.

- Да уж, вовремя… приехали, суки.

Андрей и Сергей вскочили одновременно, вернее почти одновременно – бывший программист, еще не вполне освоившийся с новой ролью оказался на ногах чуть позже своего седоволосого наставника.

Противно-гнусавый голос принадлежал невысокому человеку в защитном костюме с отстегнутой маской, из-под которой выглядывало ожерелье болтов и гаек, которое путники так опасались увидеть когда-нибудь еще.

Человек стоял чуть ниже по насыпанному гравием склону, целясь в них из пистолета, он выглядел бы далеко не так грозно, если бы не пять верзил с самым разнообразным оружием – от складного ножа до автомата, окружающих его широким полукругом, и с преданностью глядя на своего вожака.

- Зря вы все-таки Влада не убили, сволочи. – Сплюнул гнусавый, спуская предохранитель, который, наверное, для пущей театральности своего появления, оставил взведенным. Он был уверен в своей победе и мог позволить себе немного пошалить. – По его описанию вас обогнать и подкараулить как два пальца было…

Андрея нимало не интересовало, кем из оставшихся у бункера сталкеров, если так можно было назвать эту грязную пародию на всегда сохраняющего мрачное спокойствие циника Сергея, был Влад. Особенно же желание задавать всякие вопросы пропало, когда первая пуля высекла искры из гравия недалеко от ног пепельноволосого сталкера. Здесь был не дешевый голливудский боевик, в котором герою, которым Андрей себя совсем не считал, и антигерою, которым не считал себя гнусавый, полагалось обменяться парой реплик перед кровопролитным сражением.

Сергей же из всех участников происходящего поступил наименее героически, зато наиболее разумно, схватив Андрея за шкирку, он бросился бегом к противоположному гнусавому и его товарищам краю насыпи, увлекая за собой спотыкающегося пилигрима. К выстрелам низкорослого вожака присоединились пули его братьев по оружию, прорезавшие воздух с оглушительным свистом, причем далеко не все из них прошли далеко от цели, и, наверное, худо было бы двум попавшим в переплет странникам, если бы не удачно подвернувшийся пологий склон серого гравия, по которому они покатились, прикрывая руками лицо и, главное, начавшие трескаться маски защитных костюмов. Послышались полные ненависти и разочарования крики “грязных” сталкеров, карабкавшихся на противоположный склон вслед за ускользающей добычей.

Андрей с трудом остановил свое падение, отмечая все еще работающим уголком сознания две вещи: снайперская винтовка все еще была при нем, намертво примотанная ремнем к локтю, а маска покрылась сетью черных трещин. Пилигрим сорвал ее одним движением, размотал ремень и перехватил ушибленными, зверски болящими руками, вспотевшими от напряжения какую-то там модификацию СВД, направляя ее трясущийся ствол на темную, против солнца, линию верхушки насыпи, на которой начали появляться первые силуэты врагов. Выстрелил, даже не прикладывая помутневшего взгляда к снайперскому прицелу. Промахнулся. Что не удивительно. Удивительным было то, что промахнулись также в него, и пуля, предназначенная для того, чтобы вспороть бренное тело бывшего программиста вместо этого вспорола гравий левее его колена. Справа что-то кричал Сергей, что именно – невозможно было разобрать, его слова тонули в звенящем гуле выстрелов “кольта”, которым он пытался достать наступающих врагов. Один из них даже упал и покатился по склону, исчезая в облаке поднятой серой пыли, неизвестно правда, получив ли пулю в подарок от сталкера, или просто споткнувшись.

Андрей выстрелил еще раз. Мимо. Еще раз вдавил палец в курок, потом еще раз, до тех пор, пока винтовка протестующее не зазвенела в его руках, отказывая выбрасывать в противника очередной патрон, потому что его в опустевшей обойме попросту не было, также, как не было времени перезаряжать бесполезное оружие.

Андрей отбросил его в сторону, удивляясь, как медленно течет время, и как бесшумно – выстрелы винтовки до сих пор звенели у него в ушах, заглушая все остальные звуки. Одеревеневшая рука потянулась к поясу, где в кобуре торчал верный “макаров”, который, Андрей точно знал, он не успеет вовремя вытащить – а тем более навести, выстрелить и куда-то попасть…

А в это время где-то вдалеке, в другой реальности загудел приближающийся раньше времени поезд. “Не вовремя, ох не вовремя…”. Причуда ли судьбы, или просто неправильное расписание, нацарапанное неразборчивым почерком на заляпанном пятнами кофе мятом листке Сергея, но поезд приходил раньше, лишая их последней надежды умчаться от всех опасностей, ухватившись за тронутые ржавчиной края его открытых грузовых вагонов, груженных чем-то черным и крошащимся… углем?..

Рука Андрея нащупала что-то круглое и тяжелое, намертво привинченное к креплениям пояса, узнала в этом круглом предмете гранату, прихваченную без задней мысли со склада “грязных” сталкеров, силуэты которых чернели против солнца. На память, он взял ее просто на память, которой у него теперь быть не могло, как не могло быть недавно обретенного будущего.

Чека со щелчком вышла из круглого корпуса, который дрожащая рука зашвырнула как можно дальше – на встречу приближающимся черным силуэтам. Рядом сверкали пули, звеня и прорезая воздух своими раскаленными телами.

“Время разбрасывать камни…”

Гравий взорвался фонтаном земли и серых маленьких камушков, разлетающихся во все стороны, и сделавшихся внезапно удивительно острыми и опасными. Кто-то закричал, кого-то просто контузило, отбросив вперед, кого-то поранило серыми камнями, которые когда-то бросил под ноги ученику царь Иерусалима. Андрей мог поклясться, что это были те самые камни, особенно когда его, не додумавшегося пригнуться, лишенного вообще всяких мыслей, хлестануло серой плетью по лицу, калеча открытую кожу, разбивая вдребезги маску и выбивая глаза – кровь хлестанула во все стороны…

Андрей застонал, прикасаясь дрожащей ладонью к изуродованному лицу, и тут кто-то схватил его за воротник, рывком поднял за ноги и потащил за собой. “Зачем? Куда?..”

- Поезд… наш поезд, солдатик, наш…

Голос Сергея хрипел у самого уха, в котором все еще звенели выстрелы и грохот взрыва.

“Черт меня дернул сюда потащиться, сволочь ты все-таки, Вовка Пятников… в пятом классе у меня апельсин отобрал”

Он бежал и поражался, какие глупые мысли вьются у него в голове перед лицом смерти. Какая уж тут героика! Добежать, только бы добежать… а дальше - уже не важно. Земля уходит из под ног, он не падает – это просто осыпается гравий…

Послышались новые выстрелы, на этот раз уже у них за спиной, Андрей ничего не видел сквозь маску крови и пыли, но все-таки догадался, что это пришли в себя уцелевшие “грязные” сталкеры и снова открыли огонь, к счастью, не слишком прицельный.

Звон, гул приближающегося поезда, земля уходящая из-под ног, вкус крови на языке, запах выстрелов… “Запах? Порох ведь бездымный… господи, какой бред. Я ли это бегу сейчас? Я?” Ответа не было. Перед глазами, залитыми кровью, замелькали серебристые бока вагонов. И в этот же миг его ногу пронзила холодная боль. Он споткнулся, упал, больно ударившись о землю. Из ноги хлестала кровь, обильно окропляя разорванные края костюма. Но тут чьи-то крепкие, надежные руки подхватили его, снова поставили на ноги, подтолкнули, едва ли не бросая вперед. Андрей уцепился за какой-то металлический край, чувствуя, как его солдатские ботинки ворочаться по земле раздираемые на части силой трения. Рядом кто-то запыхтел, переливаясь через металлический борт. “Мой поезд…” с почти детской обидой подумал Андрей, изо всех сил держась за край, а потом его затащили в пустой вагон – черный, крошащийся и совершенно нелепый уголь существовал лишь в его воображении.

- Глаза, глаза… - Забормотал Андрей, размазывая кровь по лицу.

- Целы твои глаза, - успокоил его хриплый голос сталкера, - кожу на лбу немного порвало, и фингал будет а-атличный, но в остальном все нормально, не считая ноги, конечно.

Андрей протер глаза поданным ему белым платком, и мир вновь предстал перед ним во всем великолепии грязного, улыбающегося Сергея, лицо которого покрывала паутина царапин, но в остальном – целого и невредимого.

- Молодец, сталкер, не посрамил наставника. – Губы странника Зоны предательски задрожали. – Наш поезд, солдатик…

- Лекарства. Нужно остановить кровь.

- Нет больше твоих лекарств – подавил ты их все собственной задницей – как и я свои, а остатки бросил тем гадам. Как только таких земля носит? Ничего, я сейчас найду чем тебе кровь остановить…

Он продолжал говорить, открывая куски водонепроницаемой ткани от своего костюма и накладывая их рану. “Не нужно…” - хотел было сказал Андрей, покосился на свой разбитый счетчик Гейгера и молча уставился в небо.

Ему почему-то вспомнились две молодые мамаши лет по семнадцать, которых он видел на станции перед самым отъездом в неизвестность. Они курили и сквернословили, покачивая коляски со спящими детьми. Общество без будущего, от которого он ушел в бегство. Бегство от безысходности черных зданий и черного снега, черного дыма из-за которого нельзя было вдохнуть полной грудью и не закашляться. За это бегство он заплатил своей кровью, но, глядя на проносящиеся рядом зеленые деревья и бурые ели, ни капли не жалел о содеянном.

Сергей все-таки заплакал, как не пытался сдержаться – слишком велико было напряжение, и облегчение. Слишком сильны были разрывающие его эмоции. Тонкие струйки соленых слез покатились по его щекам, смешиваясь с кровью.

Андрей смотрел в небо. В его руках лежали золотые нити единственно верного будущего, к которому он обязательно вернется. Вернется, чтобы снова наслаждаться запахом синего пушистого цветка, дрожащего на ветру. И бросать окровавленный гравий вместе со спятившим царем Иерусалима.

Андрей умер от заражения крови через неделю. В одной из грязных больниц одного из грязных городов, основными пациентами которой были тараканы. На его похоронах, в городе, переполненном дымом и черным снегом, кроме родственников и друзей объявился странный человек в длинном черном пальто, со светлыми волосами, прорезанными первой сединой и суровым лицом, покрытым множеством мелких шрамов. Он назвался другом Андрея и его преподавателем физики в университете, название которого он тихо назвал, глядя на носки своих драных, кое-как заштопанных солдатских сапог. Вова Пятников только покачал головой, поражаясь человеческой наглости, и налил лишенному совести бомжу рюмку водки.

За упокой души.