Накануне

К.Бальмонт.

Правильно истолкованный
сон мог стать верным
предостережением…

(Из предисловия к соннику).

Какое странное место. Одновременно неприятное и теплое, незнакомое и родное. Как я сюда попал? Вокруг невысокие холмы, одетые в странную желтовато-коричневую траву, которая совершенно не пахнет и похрустывает под ногами.

Может осень? Нет, не похоже. Деревья, выстроившиеся вдоль дороги, как топ-модели на подиуме, демонстрируют зеленые прически.

И дорога то же странная - вроде недавно асфальтированная, но сразу видно, что заброшенная. Она убегает вдаль, теряясь между холмами.

Я вышел из какого-то здания и стою, держась за решетчатые ворота, ржавые, скрипучие, с двумя облупившимися, но легко угадываемыми красными звездами.

Воинская часть? Но что я в ней делаю? Еще несколько лет назад я повесил свой дембельский мундир в шкаф и забыл про него. Надеюсь, навсегда.

Нет, все-таки странное место. Особенно небо, кроваво-фиолетовое. Такое часто рисуют дети, когда хотят показать, что им страшно. Или представляя войну. А еще небо тяжелое. Кажется, еще немного и оно под своей тяжестью проломится гнилым полом и обрушится на землю рваными и острыми обломками.

Тихо. Слишком тихо. Совсем никаких звуков. Даже шепота ветра не слышно. Только надрывно стонут петли створки ворот, которую я качаю. Вперед-назад, вперед-назад. Но даже этот скрежещущий звук не может разогнать тишину, опустившуюся на это странное место. Воздух плотный, как вата, впитывает без остатка скрежет железных ворот.

А что с моей рукой? Прокрытая въевшейся грязью и струпьями, как после сильного ожога, она крепко сжимает ржавый прут, но она не моя. Слишком большая и страшная. Ногти на пальцах отрасли до состояния когтей, под которыми скопилось что-то ржаво-коричневое. На указательном пальце ноготь неровно, зубчиками обломан.

Боже, я даже в своих длительных геологических командировках в Центральную Азию так не запускал свои руки. А они точно мои. Пальцы двигаются, как только я об этом подумаю, и делают то, что я хочу. Вот они сложились в кукиш. Хотя нет, это больше похоже на фигу, огромную, волосатую, лежавшую рядом с жарко пылавшим костром.

Здание за моей спиной я никогда раньше не видел. Обычная бетонная трехэтажная коробка с остатками старой побелки на стенах. Я его не видел, но знаю все его закоулки и потаенные места. Скрип его разбитых оконных рам звучит как запомнившиеся с детства мелодии колыбельных. Гулкие лестницы, сорванные с петель двери, скрежет под ногами осколков стекла. Все это слишком знакомо. Но почему?

Это мой дом? Нет, мой дом где-то в другом месте. Там темно и спокойно. Только иногда коготками цокают по трубам пробирающиеся куда-то крысы. И еще там кто-то живет. Опасный, как бритва, быстрый, как молния. Но я его не боюсь. Может быть, мы даже с ним дружим.

Странно, несмотря ни на что, я не ощущаю страха. Хотя понимаю, насколько ужасно место, где я сейчас стою. А зачем я здесь?

Небо, меня позвало небо. Оно все такое же кроваво-фиолетовое, как синяки на лице боксера, оставшиеся после вчерашнего боя. Небо что-то мне хочет сказать, что-то важное, что держит меня возле этих ворот.

Мне всегда нравилось общаться с небом. Именно с небом, а не с богом. Или богами. Бывало, лежишь в казахской степи, как стол, ровной, и, как память, бескрайней, и смотришь в усыпанное блестками звезд ночное небо. Долго смотришь, а оно смотрит на тебя. И постепенно ты растворяешься в этих бездонных глазах, начинаешь ощущать дыхание вечности, стекающее с небес вместе с хрустальным светом далеких звезд. Ты пьешь этот свет, небо пьет блеск твоих глаз. Вселенский восторг единения. Вселенский экстаз.

Молния разорвала небесную плоть, еще раз и еще. Гром кувалдой грохнул в землю, испуганно дрогнувшую под ногами. Его раскаты метнулись, вспарывая ножом мясника загустевшую тишину, и покатились над холмами, напялившими на лысые вершины пурпурные шапки.

Хорошо. Мне уже хорошо. Тяжесть неведения отступает. Будет дождь, нет – ливень, колючий, плотный. Идти сквозь него, все равно, что плыть в море.

Будет отпуск надо съездить на Черное море. Друзья давно зовут, а я все собираюсь. Дела, дела. Они, как бусинки, нанизываются на нить времен, сплетаясь в бесконечное ожерелье.

А ведь у меня здесь тоже есть какое-то дело. Важное. Ах, да, я должен услышать зов неба. Зов Неба. Это настолько важно, что я в нетерпении начинаю переминаться с ноги на ногу.

Откуда у меня такие старые ботинки? Черные шнурки изжеваны, кожа местами облезла и вытерлась до прозрачного состояния. Только пальцы наружу не торчат.

И затертые, рваные на коленях джинсы, переходящие в такую же истрепанную брезентовую куртку, с оторванным по локоть левым рукавом и надетую на голое тело. Я выгляжу, как наш сосед по лестничной площадке дядя Коля, который после двухнедельного запоя возвращается домой, где его ждут толстая и горластая жена и трое детишек с вечно голодными глазами. Грязный, заросший. Оставляющий за собой в подъезде шлейф из запахов мочи, немытого тела и тошнотворного перегара.

Неужели и я пошел по его стопам? Нет, глупости. Я здесь потому, что у меня важное дело. И не важно, как я выгляжу. Главное, это Зов Неба.

Странный звон в голове. Он, как писк комара, зародился где-то далеко, но быстро приближается. Ох, звон ударил резко, наотмашь, и остался в голове, как дребезжащий по утрам на тумбочке возле кровати будильник. Старенький «Янтарь» с 24 камнями. Еще в школе я удивлялся, что за камни упрятаны под этим пожелтевшим от старости пластмассовым корпусом.

Какая глупость, я даже улыбнулся. Губы, как резина, послушно растянулись. И в это же мгновение вместе с очередным ударом грома на лицо упала первая холодная капля дождя. Я хотел ее вытереть, но…

Люди. Откуда здесь люди? И зачем они здесь? Внутри плеснулось черной водой раздражение. Они могут мне помешать, прервать столь интимное общение с Небом.

Три фигурки в странных зеленых комбинезонах, с рюкзаками. Туристы что ли? Или грибники. Странно, зачем грибникам оружие? У одного, семенящего впереди группы, на груди висит автомат Калашникова. Еще бы я его не узнал!

Я вышел из-за створки ворот и предостерегающе поднял руку. Они были незваными гостями. Они мне могли помешать. Незваный гость - хуже татарина. Интересно, а кто такой татарин?

Семенящий первым, похоже, меня заметил. Он так резко остановился, что в него врезался второй человек. А потом они кинулись в разные стороны, что-то крича, сдергивая с груди оружие и прячась за стволами деревьев. Их так часто белили, что даже постоянные дожди не могли смыть всю известку, впитавшуюся в седую кору.

Молнии извивались в диком змеином танце, гром гремел непрерывно, как бесконечная танковая колонна. Горизонт набух пульсирующим багровым цветом. Красиво. На это буйство стихии я мог смотреть, не отрываясь, часами.

Что-то сильно ударило в грудь, я аж отступил на шаг от неожиданности. Больно. На грязно-зеленой ткани стало расплываться бурое пятно, словно чай пролили на скатерть. В меня стреляли, я это почувствовал быстрее, чем понял.

Запах страха. Я шмыгнул носом. Нет, он не в воздухе, он в моей голове. Я чувствовал этих троих. Их страх, липкий, с паучьими волосатыми лапками, шевелился в моей голове. А еще они хотели меня убить. Почему? Ужас и жажда убийства, исходящие от людей, хлынули на меня штормовой волной. Я чуть не задохнулся.

Больно! Еще одна пуля впилась в мое бедро, и, словно удар молнии, воспламенила в моем сознании скопившиеся раздражение, боль, страх, ужас. Во все стороны от меня полетели смертельные осколки. Мысли - острые ножи - ударили одного человека, который высунулся из-за дерева и пытался выстрелить. Он упал, словно срезанный косой одуванчик.

Остальных я не видел, но мне все равно, что с ними. Главное, они не будут больше мне мешать. Буря, будет буря! Восторг наполнял меня, как газ воздушный шарик. Безумство стихии достигло своего предела. Все вокруг бесновалось, металось тенями в кровавом свете. На горизонте вспухло на вдохе и лопнуло на выдохе. Грохота я не услышал, невидимая волна домчалась до меня быстрее. И я закричал…

***

Крик подкинул меня в кровати, сбросил на пол одеяло, свернувшееся в бесформенный жалкий комок. Сквозь неплотно задернутые шторы в комнату осторожно заползал серый рассвет просыпающего пасмурного дня. Зябко поежившись, я зачем-то провел рукой по груди. Что я там хотел обнаружить?

Шлепая по линолеуму босыми ногами, пошел, как поплыл в сумеречной пелене, на кухню. Вода с привкусом накипи толкнулась из носика чайника в пересохшее горло. На электронных часах, приткнувшихся на холодильнике рядом с деревянной хлебницей, бледно-зеленым мерцало 06:06. На календаре с полногрудой блондинкой – 9 апреля 2006 года.

«И зачем им понадобился геолог в Чернобыле? - почему-то вспомнилось мне. – Хотя предложение заманчивое, надо сегодня дать окончательный ответ».

Оставив чайник в покое, я сладко зевнул и отправился в спальню досыпать.

Странный сон.

Мой удивительный сон…