Рассказ "Открывая глаза (или Повесть о Черном сталкере)"

«Свет так ярок, как сама темнота
Твоя душа свободна как ветер вольный,
Уродство иллюзий и есть красота
Просто прекрасно, а главное, не больно...»
Рабы Лампы

Предисловие.

«Сталкеры — это люди противоречащие всему и всем. Они обладают определенными навыками выживания в опасностях Зоны, которые меняются каждую секунду. Они верят в то, чего никогда не видели, и не доверяют тому, кто всегда рядом. Они бегут от смерти и при этом приближаются к ней все ближе, с каждым шагом. Впервые попав в Зону, они мечтают побыстрее покинуть ее, а когда, заработав денег и став опытными сталкерами они уезжают на большую землю, то мечтают поскорее вернуться назад. Безумцы? Искатели приключений? Кто они? Ради чего эти отчаянные люди пришли сюда? О чем они мечтают? Многие из них сами не знают ответа на эти вопросы. Они не знают своего главного, заветного желания, ради исполнения которого они могли бы даже умереть. Они не знают, что пришли сюда, что бы найти ответы на все эти вопросы. Но когда придет час объяснений, они забудут, о чем хотели спросить, потому, как к этому моменту все поймут сами, и спрашивать уже будет нечего. Не о чем мечтать, нечего желать. Все было, все прошло, все только начинается...»

Часть I
Я открыл глаза. Но ничего не увидел. Вокруг была полнейшая темнота и режущая ухо тишина. Было слышно, как пульсирует боль в висках. Да, голова болела, причем болела очень сильно. Очень долго вглядывался в темень, но так и ничего не увидел. Решил вспомнить, как оказался здесь, и что это за место, но в голове было совершенно пусто. Ни единой мысли, ни одной искры, я ничего не помнил. Кто я? Что я? И как здесь оказался? Голова как назло разболелась еще сильнее. Не хотелось двигаться. Но не оставаться же в таком положении навечно. Тем более в неизвестном месте. Надо было отсюда выбираться, и чем быстрее, тем лучше. Я приподнялся, и в тот же момент почувствовал, что болит не только голова. Резкая режущая боль в левом боку, заставила меня забыть о передвижении. Мне тяжело было вздохнуть. Наверное сломаны ребра. Отдышавшись, я все же начал вставать, но уже медленно, аккуратно. Постепенно я встал на четвереньки. Было очень тяжело. Хоть я и старался вести себя как можно спокойнее, бок несколько раз давал знать о себе, вызывая приступы боли, мешая дышать и двигаться. Дав себе еще минут пять отдыха, я продолжил свое восхождение. Словно в замедленной съемке, стараясь не задевать источник боли, я поднялся на ноги. Стоял я с трудом, пошатываясь. Я вытянул правую руку вперед, и уперся в какую-то стенку. Придерживаясь за нее, я пошел вперед, не смея поднять левую руку, так как боялся вновь побеспокоить ребра. И так я шел, упирался в другую стену, поворачивал налево, дальше шел и опять упирался в стену. И так по кругу. Через какое то время, до меня наконец то дошло, что я брожу по кругу в одной комнате. Несколько раз проходя по одному и тому же месту, я чувствовал под ногами куски кирпичей, которые мешали пройти, и я несколько раз перешагивал через них. В стене, на этом участке, тоже были какие-то неровности, которые я чувствовал рукой. Остальные стены, были относительно гладкими, если не считать сыпавшейся с них облупленной краски. Стены не были длинными, и комната не была большой, примерно два на три метра. Тогда я начал ходить не по стенке, а поперек комнаты, от одной стены, к другой, пытаясь что-нибудь найти на полу. И так я ходил, ходил, пока нога не уперлась во что то мягкое и не особо тяжелое. Я подтолкнул это что то к стене, и в обратном порядке, повторил свой акробатический подъем, медленно сползая по стене. Облокотившись на стену, я сел и начал ощупывать найденный мною предмет. Какая-то ткань, железяки, я потянул за одну из них, и открылся карман. Наверное это сумка или рюкзак. Наверное у меня с собой должен был быть рюкзак. А иначе, что я делаю черт знает где, да еще и без рюкзака? Хорошо было бы найти спички или фонарь, что бы зажечь свет, и осмотреться здесь, на наличие выхода, а то делая обход этой комнаты, я его не обнаружил. И только я об этом подумал, как засунув руку в карман рюкзака, я взял что то металлическое, холодное и вытянутое. Я провел по нему рукой, и почувствовал кнопку. Я нажал. Мощный яркий свет залил комнату, а я по инерции закрыл глаза привыкшие к темноте, вздернув левую руку. Ядрен паровоз, как же больно. Весь бок внезапно закутало болевым шоком, и я стал задыхаться. Я упал на бок. Голова сильно закружилась. По комнате словно летали вертолеты. Тут же вступило в голову, и я потерял сознание…
Я открыл глаза, прищуривая их от яркого света фонаря, который валялся на полу включенным, и светил прямо мне в лицо. Закрыв глаза, я некоторое время приходил в себя, и привыкал к свету. Я протянул руку, и развернул его в другую сторону. Он осветил голую бетонную стену. Я поводил им из стороны в сторону, и везде, кроме одной стены, было то же самое. А на этой четвертой стене красовалось то, что когда то было дверью. Теперь она была завалена грудой кирпичей и арматур, а сквозь них проступали подтеки застывшего бетона. Замурован. Что же блин со мной произошло, и что я здесь делаю? Вспомнив о сумке, я опять не спеша сел, и продолжил изучать ее содержимое. Внутри я нашел медицинские бинты, еще какие-то препараты, непонятный прибор, то ли телефон, то ли карманный компьютер, сигареты, пару банок тушенки, колбасы, хлеба, полбутылки водки, мешочек с болтами и гайками, и привязанными к ним тряпками и бинтами, и кучу разнообразного хлама, как то: карта, веревки, нож и прочие вещи. Что было удивительно: я помнил названия почти всех этих вещей, я был уверен, что это мое, а не чье-то чужое, но убей, не помню, для чего это все предназначалось. Единственное что вызывало у меня симпатию, из всего этого мусора, так это еда и водка. Уж что это такое и что с ним надо делать, точно знал. И я это сделал. Наелся до отвала, и залпом осушил всю бутылку. Лишь потом у меня в голове мелькнула мысль о том, что еду надо бы растянуть, и есть каждый раз понемногу, так как неизвестно было, когда отсюда выберусь, и выберусь ли вообще. Но было уже поздно. Меня не слабо развезло от водки, зато боль стала менее резкой. Я просто расслабился и не стал ни о чем думать. Странно, согласитесь? Человек сидит в замурованной комнате, с полностью отшибленной памятью, не помнит кто он и как сюда попал, но он не кидается в панику, просто наедается до отвалу, напивается водки, и сидит, философствует. То, что у меня нет клаустрофобии, это точно!
Я лежал так и думал. Думал о том, что не смогу выбраться отсюда, и умру. И мне было не то, что бы страшно, а как то необычно думать об этом. А представьте сами, о чем бы вы думали, если бы знали что через пару дней, вы умрете от голода, жажды и возможно внутренних повреждений органов, в замурованной комнате. И все. Ну и как вам? А вот мне было необычно об этом думать, потому что точно не помню (хотя я вообще мало что помню), но мне казалось что раньше, я мало об этом думал, если думал вообще.
Потом я решил все-таки попытаться вспомнить свое прошлое. В найденном мною ПДА, должна быть какая-то информация, касающаяся моего прошлого. Странно! Почему я назвал его ПДА. Наверное, память постепенно возвращается. Скорей бы. Я взял его и понажимал на кнопки. Загорелся экран. На фоновой заставке экрана, была фотография девушки с ребенком. Меня вдруг посетило чувство, что я их знаю, причем непросто знаю, а знаю хорошо. Долго вглядывался в лицо девушки, она была очень красива, на вид ей лет двадцать с чем то, уже ближе к тридцати. Было видно, что тот, кто фотографировал, был в близких отношениях с этой девушкой, потому что она очень ласково улыбалась, и мило смотрела с фотографии. Так можно смотреть только на любимого человека. Я перевел взгляд на ребенка. Ребенок было лет семь-восемь. Это была девочка. Она по-детски мило улыбалась своим беззубым ртом, с выпавшими молочными зубами. Она была такой смешной. Но что-то в ней особенно выделялось, но я не мог понять что. Что-то в этой девочке, выходило из общего фона, из всей атмосферы фотографии. И тут я внимательно посмотрел на ее глаза. Эти глаза. Они были грустные, как…я не знаю, что может быть таким грустным. Они были полны печали и горя. Девочка улыбалась, а глаза ее грустили. Как это может быть? В этих глазах было столько боли и добра, что казалось, будто это глаза не маленькой девочки, а пожилого человека, прожившего длинную и тяжелую жизнь, и повидавшего много на своем пути. Я почувствовал, как невольно у меня наворачиваются слезы. Положил ПДА на пол, и, достав пачку сигарет, открыл ее. Там лежала одна затертая сигарета и зажигалка. Видимо ее владелец хотел бросить курить, и часто доставал ее, крутил в руках, и вкладывал обратно. Вставил сигарету в зубы и начал чиркать зажигалкой. Но та не хотела зажигаться. Тогда немного посидев и успокоившись, я кинул и сигарету и зажигалку обратно в пачку, и просто закрыл глаза. И почти моментально уснул.
Я видел синее небо, с редкими пушистыми облаками. Высоко в небе, кружились и кричали птицы. Они взлетали то выше, то ниже, и кричали, кричали. Дул свежий морозный ветер, как будто зимний. И было так хорошо, и легко. Но постепенно, птичьи крики становились ближе. Сначала я подумал что мне это показалось, но потом они стали еще ближе, и громче. И так раз за разом. И они приближались, как приближается гул идущего на тебя поезда. И когда до столкновения со звуком, оставалось совсем чуть чуть…я проснулся.
Я вновь открыл глаза в этой маленькой вонючей комнате. Кстати раньше я не замечал, что здесь так воняет. И так мне стало противно от всего этого, так гадко, ко всему прочему, от этих долбаных птиц, у меня вдруг закружилась голова и меня вырвало. Я, задыхаясь в собственной рвоте, упал на бок, и меня стошнило. Левый бок тут же прокричал мне приветственное «Хеллооу», и в добавок ко всему, я опять стал задыхаться от сломанных ребер. Слезы брызнули из глаз, я корчился и ворочался на полу, пытаясь утихомирить того, кто живет в моих ребрах, и минут через пятнадцать, все пришло в норму. Я лежал спокойно и неподвижно, в собственной бывшей еде, в слезах и соплях, тяжело, с отдышкой, дыша.
И тогда меня взяла злость, за все это. За всю эту несправедливость. За что мне это? За что меня так наказали, ведь даже не помню этого! Не помню того, как я попал сюда, и за что! Я приподнялся, преодолевая боль, взял фонарь, нашел кусок кирпича побольше, выдрал его из края бетона, и начал долбить. Начал долбить стену. Ярость, злость, гнев одолевали мною. Я выплескивал все это на стену. Очень хотел жить и хотел выбраться. И я долбил стену, в надежде, что я пробью выход. И так прошло несколько часов. Может пять, может шесть, может больше. Не знаю. Пришел в себя только тогда, когда запыхавшись, сел на пол, и начал успокаиваться. Посмотрел на свои руки – они были сильно разбиты. Кровь капала с кисти. Я случайно задел ее кирпичом. Вновь увидел ПДА, лежащий на полу рядом со мной. Взял его и начал в нем лазить. Смотрел все: фотки, сообщения, все, что хоть чуть чуть могли прояснить мою память. В нем было несколько фоток: с той же девушкой и девочкой что и на заставке, с непонятными людьми в странных комбинезонах с респираторами, с теми же людьми но за столом с кружкой пива и много разных. Сообщений было всего три: от некоего Стервятника, от человека, записанного под прозвищем Отмычка, и от Любимой. Я начал читать с Любимой, хоть это сообщение и пришло последним. Там было следующее: «Димочка, милый, ты же обещал мне больше не ходить туда, пожалуйста, тебя же опять посадят или не дай Бог убьют. Если ты не любишь меня, то хотя бы вспомни, что у тебя есть дочь!» Что это значит, я не понимал, но догадывался, что автором этого сообщения является девушка с фотографии. Не знаю почему, но мне так казалось. Если это так, то дочкой была эта девочка с печальными глазами. Неужели это моя любимая, и моя дочь? Почему не могу их вспомнить. Я чувствую, что это так, но ничего не помню. Тогда я открыл следующее сообщение, сообщение от Отмычки: «Мистер Шухов, меня послал отец, что бы я пошел с вами, когда и где мне можно с вами встретиться?» Кто же этот Отмычка? И какой отец его послал вместе со мной? И самое главное куда? Ноль, ничего. Ничего не прояснилось. Третье сообщение: «Рэд, ты спас мне жизнь, и я хочу тебя отблагодарить, зайди сегодня ко мне вечером, у меня есть к тебе дело, на миллионы. Золотой шар в наших руках!» И это тоже. Тоже ничего мне напоминало. Единственное что я из всего этого понял, это то, что меня зовут Дмитрий Шухов, по прозвищу Рэд. Но важно из всего этого только одно. И только оно заставило меня биться дальше. Я перебинтовал поплотнее руки, взял кирпич потверже, и снова принялся за дело. Я не собирался умирать. Потому что смерть мне казалась не страшной, а какой-то постыдной что ли, несправедливой. И я ломал, точнее пытался ломать стену. Выбивал бетон стены в порошок, выламывал из нее арматуры, крошил кирпич.
Я ложился спать, и просыпался лишь с одной надеждой, что вот вот выберусь из этого плена. Еще немного и я на свободе. Но свобода все не приходила. И стал замечать, что дышать в комнате становится сложнее. Ведь забыл о том, что дышу, и воздух рано или поздно кончается. Но это мне не казалось таким страшным, потому что я уже понимал, что умру от голода. Я ломал стену уже второй день, наверное, или третий, сбился со счета времени. Во рту все это время не было и крошки. Желудок резало страшной болью. Несколько раз пытался съесть что-нибудь, а нашел только окровавленные бинты и карту. Больше ничего из несъедобного, съесть было невозможно. И однажды я проснулся, и понял, что больше не могу. Больше не могу ломать. У меня нет сил. И тогда просто лег на спину, и светил фонарем в потолок. В фонаре садились батарейки, и было видно, как его свет постепенно тухнет. Я тоже чувствовал, что мои батарейки садятся, и я вот вот потухну. Достал ту последнюю сигарету, чиркнул зажигалкой, и она… о неужели, она загорелась. Впервые за несколько дней, мне повезло. Прикурил, и пускал дым вверх. Свет стал не белым, а каким-то бледно желтым. А я, смотря на этот круг, вспоминал. Вспоминал, как я попал в Зону, вспоминал Любимую, вспоминал дочку. И вспомнил. Вспомнил все. Именно в тот миг, когда круг света на потолке начал окончательно тускнеть и сужаться, и жизнь, начала выходить из меня последним ослабевшим дыханием, я вспомнил все это. Почему именно сейчас? Не знаю. Просто вспомнил. И на душе вдруг стало хорошо, и холодно. И последней мыслью в голове, было то, что мне жалко остальных людей. Да, да. Именно мне, и именно в моей ситуации, мне жалко их всех. Всех тех, которые живут, что бы быть богатыми, богатеют, что бы иметь власть, и получают власть, что бы заработать еще больше денег, а потом гонятся за роскошью и модой. Зачем? Зачем если в конце пути, тебе будет некого вспомнить, кто бы вспомнил о тебе. А у меня есть Любимая и дочка. И я люблю их, и они любят меня. И я счастлив, что умираю любимым. Но уверен, что любовь не умирает, и вернусь к ним, чего бы мне это не стоило. И я докажу всем, что в жизни главное быть любимым, а если ты будешь любимым, ты будешь счастливым. И только пройдя через смерть, боль, кровь и пот, и оглянувшись, ты поймешь это. Свет фонаря потух, и я потух вместе с ним.
Я открыл глаза, и встал на ноги. Голова была свежей и чистой. Бок больше не болел, и есть не хотелось. Фонарь в моих руках сам по себе включился, и увидел свое иссохшее, мертвое тело, лежащее на полу. Я отвернулся и закрыл глаза, что бы ни видеть этого. И я подумал о том, как ухожу отсюда, как покидаю это уже успевшее надоесть мне место, и поток свежего ветра подул мне в лицо. Я открыл глаза. Стоял посреди простого дикого поля. Ветер колыхал верхушки редких деревьев, и дул в лицо, обдувая морозной свежестью. Шел мелкий моросящий дождь. Я нагнулся и посмотрел в свое отражение в луже, но увидел там лишь синее небо, с редкими пушистыми облаками, а высоко в небе, кружились и кричали птицы.