Метро: "На другой берег" (пролог, 1 глава)

Пролог

   На станции была ночь. Освещение приглушили, чтобы не мешало спать. Из палаток, а то и коробок на платформе раздавался храп, слова колыбельных песен, произносимые усыпляющими детей матерями, и негромкие стоны тех, кто своего ребёнка пытался сотворить.

   За двадцать лет эта станция стала для сталкера домом. На ней произошли события, ради которых стоит жить в этом новом жестоком мире, – здесь он встретил свою будущую жену. Полюбил её всем сердцем и впоследствии у них родился ребёнок. Именно ради дома и своей семьи он отправляется туда. Откуда никто ещё не возвращался. Ни живым, ни мёртвым никого из уходящих в ту сторону больше не видели. Начали уходить через полгода после войны. Сначала из любопытства. Потом для того, чтобы выживать: рано или поздно продукты питания кончатся – и на складах, и те, которые пока лежат наверху, нетронутые, годные к употреблению, – после чего настанет голод. Станут заканчиваться патроны, которые и так всегда считались дефицитом. Тогда это было просто инстинктом «запастись», сейчас этот момент уже близко. Сидеть со сложенными руками, ожидая смерти от монстров или радиации, глупо. Да, есть те, кто сдаются, но они – слабые, такие быстро вымрут и ничего после себя не оставят. Это раньше им было легко. Как говорилось, за ваши деньги любой каприз. «Бумажки» можно было делать из чего угодно, на чём угодно, потворствуя прихотям людей, играя на их слабостях. Сейчас так не выживешь. Чтобы продолжать жить, нужно бороться. И лучше умереть в бою, чем быть визжащей от страха, пожираемой заживо свиньёй.

   Сталкера провожали всего три человека: два лучших друга и любимая жена. Десятилетний сын спал и даже не знал, что отец уходит. Незачем ему нервы трепать, пусть думает, что он отправился искать место для новой жизни.

   Мужчина крепко обнял жену. Хотел что-нибудь сказать на прощание, но стоящей мысли не приходило, одна унылая банальщина. Как сказал император Ху в своей книге, чем говорить глупость – лучше помолчать.

   - Сашку береги, - пробормотал мужчина, любовно поглаживая женщину по спине.

   А что ещё он мог ей сказать? Что любит её? Она и так это прекрасно знает. Чтобы никогда не забывала? Глупо. Самое важное, что у них есть, это сын. О нём сейчас стоит

думать.

   Жена пыталась улыбаться, обнадёживать мужа, не хотела сбивать настрой в дорогу, но несколько горячих слезинок выкатились из глаз и увлажнили костюм химзащиты.

   - Удачи, - шепнула она Владимиру, касаясь губами его холодных ушей.

   Сталкер отстранил от себя жену, подарив ей самый ласковый и ободряющий взгляд, на который только был способен. Повернувшись к другу, которого знал ещё до Катастрофы, крепко пожал ему руку и сказал:

   - Держитесь тут.

   Стим плотно сжал губы, отпустил руку сталкера и хлопнул его по плечу.

   - Да мы-то что… Главное, ты будь… осторожней.

   - Поучи меня ещё ходить, - невесело усмехнулся Владимир, проглотив горький ком.

   - Будь осторожен при входе в метро и выходе, - неумело пошутил Вольт, чтобы разрядить гнетущую обстановку, обменявшись с другом крепким рукопожатием.

   Сталкер грустно улыбнулся, надел на лицо противогаз, повесил на плечо SPAS-10 и обвёл прощальным взглядом вестибюль станции. Невольно задержав его на троих провожающих, Владимир резко развернулся, повернул рычаг и вскоре вышел в открывшуюся гермодверь.

   Когда фигура мужчины скрылась за поворотом к лестнице, ведущей из вестибюля на улицу, и стих глухой звук его шагов, жена сталкера беззвучно разрыдалась. Вольт закрыл затвор, а Стим по-дружески обнял женщину за плечи и одними губами прошептал:

   - Да поможет ему Бог совершить задуманное…

Глава 1

   Какие же страшные эти твари! Смотришь на них, и ужас до костей пробирает от мысли, что такие чудовища в десятке метров над головой живут. В холке – метра два, не меньше, лапы – что сковородки для барбекю, а уж когти на них – точно ножи мясницкие, волосы дыбом встают, как подумаешь, на сколько частей человека разорвать могут. Шкура толщиной, наверное, с палец. Настоящие вурдалаки, каких ни в одном фильме не показывали. Не дай бог с ними столкнуться! Всё, считай, отбегался. Точнее – отползался. Такой ведь теперь образ жизни. Вылез наверх, между остовами машин прошмыгнул в магазин, взял, что успел – и обратно. Нести людям спасение. Таков удел сталкеров: шкурой своей ради других рисковать. Причём это ж надо искренне верить, что добро делаешь, без этой веры ремесло не полюбишь, а если не полюбишь – не освоишь толком, да рано или поздно гробанёшься. Хотя своей смертью в любом случае не помрёшь, ежели в сталкеры записался, но так хоть с чувством выполненного долга. С осознанием, что жизнь не зря прожита.

   Стартер и Тягач более двадцати совместных ходок от Мертвеца сделали, четыре-пять – с Окраины. За всё это время только раз в передрягу попали, когда в библиотеке дверь запечатанную открыли. Такая из неё пакость вылезла, какой ни в одном ужастике не было, даже её подобия. К счастью, отстрелялись, правда, Тягач, он же Семён, тогда чуть с жизнью не простился, но выкарабкался. Сибиряк, такого здоровья дай бог каждому. С тех пор напарники работают, как это говорится, «чисто», без сучка, без задоринки. А иначе – никак, смерть.

   Минут пятнадцать уже сталкеры сидят на ступенях лестницы, ведущей на основание разрушенного Коммунального моста. Их цель: вещевой магазинчик в подвале высотного дома. Прямо до него метров двести пятьдесят. Причём пространство полуоткрытое. Единственная надежда спрятаться за остовами сожжённых автомобилей. Но раскиданы они в таком беспорядке, что где-то груда железа из нескольких легковушек возвышается, а где-то голое место метров десять. И через всё это надо пройти незамеченными. В принципе, напарники уже наловчились это делать. Главное сейчас – дождаться, пока твари уйдут прочь, ибо сидят они так, что никак не проберёшься к магазину. Потом быстро бежать к нему, за минуту хватать всё, что под руку попадётся, – и назад. А сейчас ждать. Твари на пересечении улиц Зыряновская и Восход сидят, три особи. Чего-то высматривают, башками вертят и принюхиваются. Самое главное спрятаться хорошо, чтобы не увидели. Заметят – придут. В другом случае они к полуразрушенному «Речному вокзалу» не подойдут. Чувствуют, что людей территория, боятся. Да, бояться людей – это правильно. С нами вообще лучше никаких дел не иметь, а то боеголовками закидаем.

   - Откуда только такие уроды взялись? – презрительно сказал Тягач, махнув рукой в сторону тварей. Он не уставал каждый раз это спрашивать, пусть и у самого себя, ибо Стартеру не нравились беседы на подобные темы, и он предпочитал их не развивать. Нашёл тоже, чему удивиться. Каждый крупный город мира – теперь похлеще, чем Хиросима и Нагасаки вместе взятые. Плюс вредные химические производства. Вон, в эпоху «до» в речку чего только не сливали, она даже зимой замерзала не всегда. Может, там ещё тогда что-нибудь этакое вывелось, на глубине сидело в Обском море. А потом приплыло. Неспроста же, когда река ещё не вся замёрзла и не так сильно, видели, как в воду громадина, покрытая чешуёй, входит. Вполне возможно, эти «рыбки» потом выбрались на сушу, и из них такие вурдалаки получились. Приспособления под условия внешней среды выработались. Эволюция, так сказать. Быстро? А, кто знает, как у них, мутантов, всё это происходит! С другой стороны, это же всего лишь гипотеза, история для разряда байки у костра. 

   - Витёк, - обратился Тягач к другу, повернувшись ухом в сторону реки, - ничего не слышишь?

   Стартер прислушался. Ветер воет, уцелевшими оконными рамами вдалеке хлопает, мусор по дороге гоняет. Ничего особенного.

   - Нет, не слышу. А должен?

   - Не знаю, я не уверен… На выстрелы дробовика похоже.

   - Ага, с левого берега, - съязвил Стартер. – Или мутанты научились оружием пользоваться. Мочить нас идут.

   Тягач поднял указательный палец.

   - О, слышал?! Опять!

   - Тихо!.. Твари рядом.

   - Извини… Но ведь стреляют. Если я даже через резину противогаза слышу, значит, близко…

   - Заканчивай. – Мужчина сурово глянул на напарника. – Если пошутил, так и скажи. Хотя шутка для малолеток, не для тех, кому за сорок…

   Тягач махнул на Виктора рукой, мол, иди ты, и перестал вертеться.  

   Так прошло ещё минут десять. В очередной раз выглянув из-за парапета, Стартер заметил, что твари уходят к ГПНТБ, низко опустив головы.

   - Сёма! – Виктор хлопнул друга по плечу. – Вот наш шанс. Готовься, сейчас побежим.

   Сталкер осторожно поднялся по лестнице и спрятался за «Ладой», провожая тварей взглядом через боковое окно. Когда три огромные фигуры скрылись за трупами скрюченных деревьев, что два десятка лет назад росли на узкой аллейке, разделявшей две полосы дороги, Виктор выждал ещё полминуты, перехватил «Калашников», на полусогнутых ногах выскочил из-за «Лады» и стал быстро передвигаться между остовами машин, иногда посматривая в сторону Восхода. Именно за резкое начало подобных операций он и зовётся Стартером. Тягач последовал за другом, повторяя все его маневры и часто оборачиваясь, чтобы никто не зашёл сзади. Этого никогда не случалось, но предосторожность, как известно, превыше всего.

   Они преодолели метров сто, когда Семён приостановился и прислушался. Теперь он точно уверился, что доносящиеся со стороны реки звуки – не его галлюцинации, они реальны. На обратном пути надо спуститься и посмотреть, что там такое. Хотя выстраивающиеся в голове образы никак не вписываются в разумные рамки. Не может там быть выживших! Если только людоеды… Весьма сомнительно, они, насколько известно, только возле Вокзальной обитают, огнестрельным оружием, как правило, не пользуются, к тому же людей напоминают лишь по облику, и то не все.

   Почувствовав отсутствие позади себя напарника, Стартер обернулся и яростно замахал свободной левой рукой. Семён спешно нагнал друга. Тот зло прошипел «за мной иди!» и стал пробираться дальше. Метров через пятьдесят он присел возле перевёрнутого джипа. Выглянул. Тварей нет. Осмотр территории закончился, хозяева разошлись по домам – в прямом смысле этого слова. Никогда ещё люди не заходили в подъезды жилых зданий, да и ко дворам предпочитали не приближаться, ведь не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять: там легко можно проститься с жизнью. Оттолкнувшись ботинками с рифлёной подошвой от замёрзшей земли, сталкер во всю прыть понёсся к видневшемуся впереди спуску в подвал.

   Вскоре напарники уже сгребали в свои рюкзаки оставшиеся женские сумки – кожа в метро в цене, застёжки, замки, аксессуары на прилавках.

   - Чёрт дёрнул тебя остановиться? – прогудел из-под маски противогаза Стартер, закидывая за спину рюкзак.     

   - Я тебе точно говорю, у реки кто-то стреляет, - ответил Семён. – Проверить надо.

   - Ладно, проверим. Нам бы только обратно, до станции добежать. Готов?

   - Как пионер.

   - Погнали!

   Сталкер вышел к лестнице, немного поднялся по ней и на спуске в подвал осмотрел потенциально опасный сектор. Никого не обнаружив, выскочил на улицу, добежал до лежащей на боку маршрутки, снова убедился, что твари не вернулись, и, пригнувшись, понёсся к спасительной границе.

   Через полминуты сталкеры были на месте, переводили дыхание.

   - Поздравляю тебя… товарищ крыса, - запинаясь, произнёс Стартер. – Урвали крошку хлеба…

   - И вас, коллега…

   Виктор сел рядом с другом, прислонившись спиной к ограждению лестницы.

   - Старый я уже, бегать так, - сказал Стартер, отдышавшись.

   - Ничего, Витька, подожди ещё лет пять. Воспитаем достойное поколение, обучим всякому, тогда и пойдём на пенсию…

   - Сомневаюсь. – Сталкер покачал головой. – Что там с твоими выстрелами?

   - Ах, да, пошли.

   Мужчины стали спускаться к набережной, изредка с опаской поглядывая назад, хотя твари никогда не подходили близко к станции метро. Просто это привычка – всегда быть готовым к неожиданным обстоятельствам.

   На набережной лежали обломки основания Коммунального моста. Следующие секции либо покоились на дне Оби либо торчали изо льда, напоминая обломки зубов. Заборные ограждения, которые давным-давно отделяли прогулочную аллею у воды и реку, почти не сохранились, но на уцелевшем участке между когда-то существовавшими мостами – метро и автомобильным – зацепившись обрывками химзащиты за покосившуюся металлическую конструкцию, сидел человек. На лице был надет противогаз, возле ног лежал дробовик SPAS. Голова мужчины – а это без сомнений именно он – была опущена. Глаза, по-видимому, закрыты. Похоже, он замерзал.

   С минуту сталкеры в потрясении разглядывали незнакомца. В голове у обоих ворочалась каша из мыслей. Откуда человек? Можно с уверенностью сказать, что не из метро, так как когда с Окраины кто-то идёт наверх, об этом знают все. Да и не ходят сюда поодиночке. Однако других перспектив не вырисовывалось. Откуда тогда? Ведь на момент войны в городе не было ни одного гражданского бомбоубежища, пригодного к эксплуатации. Во всех нужно было менять или чинить фильтрационные установки, запасаться провизией, проверять гермодвери, заново всё красить. Этого никто не делал. По сути, в Новосибирске не существовало ни одного надёжного убежища, кроме, пожалуй, бункера мэра. Что люди спаслись в неглубоком метро и, главное, живут в нём до сих пор, – чудо. Так откуда может быть этот человек? Неужели с левого берега? Но он не мог пройти через Стену, никому это не удавалось! Или…

   - Я же тебе говорил, - сказал Тягач, посмотрев на Стартера. – Что делать будем?

   Напарник некоторое время молчал, собираясь с мыслями, потом неуверенно произнёс:

   - Я не знаю, как он здесь оказался. Откуда. Но мы должны доставить его на Окраину. Ведь если у него получилось пройти через Стену, он может рассказать…

   Обменявшись взглядами, сталкеры молча подошли к мужчине и попробовали привести его в чувства. Бесполезно.

   - Надо срочно оттаскивать, а то дуба даст, - решительно сказал Тягач, вешая на плечо дробовик незнакомца и свой автомат. Подхватив мужчину под руки, Виктор и Семён потащили его к «Речному вокзалу».  

* * *

   Наверняка каждый человек хоть раз в жизни задумывался, что для него значит такое понятие, как «край мира». Для кого-то это – граница страны, в которой он проживает, для кого-то – берег моря или океана, по другую сторону которого находится соседнее государство, граница города или области, какой-то сайт Интернета; а иные вообще считают, что край – где-то там, во Вселенной, а поскольку Вселенная бесконечна, то и мир тоже. Иными словами, для каждого существует своё понимание края мира. По мере развития прогресса сознание людей сужалось, и вот – оно уже ограничивается душной комнатой и гудящим процессором, выводящим на экран занятную картинку. Но какой край мира существует для тех, кто ни разу не был на поверхности, кто за всю свою жизнь, когда задирал голову, видел либо закопчённый потолок станции, либо бетонный свод туннеля? Разве может он, край этот, быть где-нибудь на Дальнем Востоке, а то и в Космосе, если представления о нём ограничиваются оформлением «Гагаринской» и парой-тройкой картинок в старом журнале? Для каждого существует свой край мира. Теперь это зависит от расположения станции. Например, жители «Октябрьской», родившиеся после войны и ни разу не бывавшие на поверхности, считают краем мира перегонный гермозатвор между «Речным вокзалом» и «Октябрьской». Хотя, по сути, что меняется, если молодёжи удалось побывать в разрушенном городе, увидеть десяток опалённых зданий и затянутое тучами небо? Причём ночью или в сумерках. Да ничего.

   С другой стороны, и названия станций, данные им ещё «до», не имели теперь значения. В народе «Октябрьскую» именовали никак иначе, как Окраиной, «Речной вокзал» – Мертвецом или Мертвяком, не имеет значения. Так проще понять новую действительность.

   Дозоров перед гермой между жилой и необитаемой станциями не выставлялось, ибо через такую преграду трудно пробиться даже новым хозяевам поверхности, не говоря уже о людях – хотя они с той стороны не могут прийти в принципе.

   Так уж повелось считать, что левая сторона нежилая, что нет там никого, кроме тварей. В довоенные времена над рекой, разделяющей город на два берега, был перекинут красивый, величественный метромост – самый тогда длинный на планете, между прочим. По нему ежедневно восемнадцать часов подряд в обоих направлениях сновали шумные поезда, каждый нёс в себе сотни пассажиров. Переправиться с одного берега на другой – было делом трёх минут. К тому же существовали ещё Коммунальный автомобильный мост, Димитровский. Правда, добраться до последнего, будь он даже цел, не представляется возможным. Ну, и  недостроенный третий. Только все их смело в тот проклятый день. Никто не помнит, как подняло в воздух серо-зелёный метромост, никто не видел, как полопались в нём стёкла, как оплавился корпус, как потонул длинный металлический змей в пламени атомного пожара. Кто видел, те мертвы. Ни одного из мостов больше не существовало. Ни моста метро, ни автомобильных. Да, был ещё железнодорожный, давший начало городу; сталкеры говорят, более-менее сохранился, с первого взгляда вроде бы даже перейти можно. Да только до него ещё добраться нужно, а это, скажет любой житель метро, нелегко в виду особенностей фауны, хоть и находится он ближе, чем Димитровский. В общем, никакой возможности сходить на тот берег не было, хотя идеи выдвигались, ведь на нём находятся две станции, поблизости одной из которых стоит множество торговых центров, один крупный супермаркет аж под землёй, на нулевом этаже здания. Но не в разрушенных мостах проблема переправы через реку, ибо она, река эта, уже давно скована льдом. Всего на город были скинуты три боеголовки, одну сбили, две разорвались в воздухе. Повезло, можно сказать: такого мелкого заложения метрополитен не выдержал бы наземных взрывов, его бы просто засыпало, перепахало. Один заряд летел на аэропорт, его удалось сбить. Вторая боеголовка разорвалась между Дзержинским и Октябрьским районами, третья – над ТЭЦ, на левом берегу. Так вот ударные волны от второго и третьего взрывов встретились в воздухе где-то над рекой. Казалось бы, ну и что – пройдёт время, пыль уляжется, радиация будет единственной проблемой, препятствующей переходу с одного берега на другой. Ну, и через десяток лет твари. Да вот нет. Смотришь на левый берег – вроде бы ничего особенного, идти можно. А как ступишь на лёд, отойдёшь метров на сто-двести от берега (в зависимости от места, где переходить вздумалось) – так голову тисками схватит. И тяжесть какая-то к земле прижимает. Каждый шаг – как прыжок, неспешная ходьба – как бег. Тяжело. Давит. И больно. В голову как будто сверло ввинчивается, чем дальше – тем больнее; и так до потери сознания, если назад не повернёшь. Главное, больно не только физически, а душевно, аж плакать хочется, сердце на части разрывается. А если вырубиться, там уж понятно, замёрзнуть недолго. Из-за чего такая аномалия возникла – никто точно не знает, но старики говорят: всему виной встреча ударных волн. Они ведь до этого по городу неслись, сжигая людей, животных, испепеляя дома и растения. Что теоретически может чувствовать человек, сгоревший в ядерном пламени? Конечно, это не больно, всё быстро происходит, какие-то доли секунды. Но что он чувствует, видя летящую в небе ракету, вспышку – и ощущая дрожь земли. За несколько секунд до своей гибели? Что-то ведь чувствует. Понимая, что погибнет. Ужас, панику? Точно не сказать, но очевидно, чувства эти – очень сильные. Вобрав в себя всю отрицательную энергетику, ударные волны несут внутри себя помимо смерти ещё и ужас, боль. А ведь мысли, эмоции, слова – материальны. Получается, в том месте, где встретились волны, образовалась аномалия, точнее – некая энергетическая сущность, и человек там отныне чувствует то, что чувствовали сгоревшие в атомном пожаре. О воздействии говорят те, кто вовремя повернул назад. Кто не сошёл с ума. Кто не замёрз. У кого в самом прямом смысле не разорвалось сердце. Аномалию называют просто и незамысловато – Стена.

   Дозоров между Окраиной и Мертвецом не выставлялось, дальше ста метров от жилой станции тоже. Но обходы туннелей совершались – во избежание, так сказать. Дозорных, по правилам, должно быть двое. Во-первых, если в туннель окольными путями кто-нибудь заползёт, парой отбиться всегда легче. Во-вторых, поедет у одного крыша и станет он затвор открывать – попутчик остановит. А что, были случаи, когда с ума сходили и на поверхность поднимались – как есть, без всего, без оружия, без костюма. Что ими двигало? Отчаяние. Отчаяние такой силы, что нормальным их не понять.

   Сегодня дозорными были Сергей Сергеевич и Илья. Первый – пожилой мужчина лет пятидесяти, в штопанном много раз ватнике, двустволкой и неопрятной бородкой, которую поглаживал всегда, когда серьёзно над чем-то задумывался. Второй – как раз представитель молодого поколения, «подземного». Илье было девятнадцать лет, и на его счету имелось две вылазки на поверхность, что для подобного возраста – много. Несмотря на это, в метро он далеко не заходил. Максимум – «Сибирская», расположенная на узле пересадки с Ленинской на Дзержинскую линию и наоборот. Дальше на восток – идти смертельно опасно, на западе несложно калекой стать, а на север с «Красного проспекта» дорога открыта не каждому, да и, честно говоря, не тянет туда.

   Казалось бы, такие разные люди – почему их поставили вместе? Конечно, не просто так. Сергей Сергеевич или просто Сергеич – надёжный мужик, слабину не даст, не ошибётся, а вот Илья – может. Ну, и учиться заодно у старшего товарища, разумеется.

   Сергеич уже проверил первый туннель, и шёл против направления движения поездов по второму к напарнику. Вообще существует поверье, будто нужно ходить только в одну сторону с составами, что двадцать лет назад проносились, сверкая огнями, по перегонам. Но не все люди суеверные.

   Ничего особенного в туннеле не было. Крысы, сквозняк, вода со стенок капает. Сказать надо, кстати, чтобы подлатали. Туннель постоянно забирал вверх и вправо, и вскоре после удаления от станции дозиметр принялся нехорошо пощёлкивать – поверхность-то всего в четырёх-пяти метрах над головой. Мертвец – станция наземная, поэтому герм там нет, доподлинно было ясно: в случае воздушного нападения от неё мало что останется. Именно поэтому строители установили в этих перегонах затвор. Спасибо им за это. А то ведь в Казани, к примеру, когда метро строилось, герм не ставили, там стопроцентно никто не выжил. Заготовки были, но сами ворота так и не поставили. Ну, спасся, может, кто-нибудь в момент ударов, а потом… не проживёшь же двадцать лет в бункере, в метро-то трудно. Вот в Москве – другое дело, там много глубоких станций, на всех затворы есть. Если и спаслись где ещё в России, там точно. Возможно, и в Питере. Тоже метрополитен большой, как объект гражданской обороны при строительстве учитывался.

   А вон и гермозатвор виднеется. Самая южная точка обитаемого метро. Край нового мира. Одна из преград для тварей на пути к Окраине. Спасение для людей. На путях сидит Илья, на затвор смотрит, рядом лучина горит. Когда Сергеич подошёл к стальной перегородке, парень перевёл на него печальный взгляд, поприветствовал и опустил голову. Старик осмотрел затвор в свете лучины, которую держал в руке. Довольно хмыкнул, перехватил двустволку и прислонился к стене, доставая курительную трубку. Теперь нужно только ждать. Ведь сегодня не обычный обход туннелей, проверка их безопасности. Сегодня на поверхность поднялись сталкеры. Дозорные закрыли за ними герму, один возле неё на всякий случай остался, второй проверил соседний туннель и через станцию вернулся в условленное место. Ждать. Вылазки с Мертвяка устраивались раз в неделю. С Окраины – раз в две-три. Рядом с ней на поверхности мало полезного располагается. В прошлом тут было полно офисов, деловой район то бишь. Также жилые дома – собственно, как везде. Отличительная особенность одна – библиотека, правда, не простая, а Государственная Публичная Научно-Техническая. Самой крупной в городе являлась, самой важной. В неё даже Далай-лама четырнадцатый приезжал. С «Октябрьской» по всему метро расходятся книги, которые сталкеры находят в ГПНТБ. Пожалуй, это единственная причина, из-за чего с Окраины ещё поднимаются на поверхность. «Речной вокзал» – другое дело, там поблизости несколько торговых центров расположено, много магазинов – продуктовых, вещевых, косметических; не говоря уже о железнодорожной станции, где составы с полезным грузом стоят. Много добра, конечно, пожарами, радиацией подпорчено, куда-то твари пробиться мешают. Но в общих чертах «Речной вокзал» – место небедное, потому туда продолжают регулярно ходить. Самое главное, это удобно. Затворы ведь перед самой станцией, метрах в ста от неё расположены; проделав безопасный путь от Окраины, сталкеры выходят на Мертвеца, дверь за ними закрывается. Один из дозорных остаётся возле неё дежурить: ежели случится чрезвычайная ситуация, сталкеры бегут обратно и он открывает им герму. Но почти всегда вылазки заканчиваются успехом, то есть успевают что-нибудь прихватить. Напарник того дозорного, что на месте остаётся, проверяет второй тоннель, затем присоединяется ждать. Как правило, вылазка длится не больше полутора-двух часов. Это максимум. Бывает, оборачиваются и за час. Как повезёт. Часто ведь приходится лежбища тварей обходить или, если они проход перегораживают, пережидать, пока уйдут, ибо встречаться с ними, несмотря на свою профессиональность, – а молодых и неопытных на поверхность к Мертвецу не отправляют, – для сталкеров значит смерть. Именно с теми тварями, что в районе реки водятся. В других районах города – пожалуйста, почти в каждой вылазке такие встречи случаются и в большинстве случаев побеждают люди, хотя бывают, конечно, неудачи… Сталкеры возле Мертвеца оружием редко пользовались, по крайней мере, те, что возвращаются. Других мутантов, кроме тварей, там почти не встречается. А против этих «калаш» – игрушка детская, хлам. С ними важную роль выбор правильного пути играет. Пройдёшь незамеченным – будешь жить, увидят – ну что ж, сам виноват.      

   - Тихо было? – спросил Сергеич, усаживаясь на рельс напротив напарника и раскуривая самокрутку.

   - Да, - ответил Илья, не поднимая головы. – Тихо.

   - Ладно, ждём. Скоро уже придут. Ты это… свет потуши.

   Пространство вокруг опять погрузилось в тишину. Свет от одной-единственной лучины едва заметно дрожал на покрытых морщинками трещин стенах туннеля. У каждого дозорного имелось ещё по карманному фонарю, но это на крайний случай, батарейки дорого стоят.

   Сегодня что-то было не так. Нет, в туннелях всё нормально, никакой гадости, иначе бы Сергеич обязательно сказал. Воздух тоже не отравлен, да и не может этого быть – вентиляцию в перегонах заделали, чтоб не залез никто, газ вредный не шёл. Внешне всё нормально. Но всё-таки что-то не так. Всегда, когда Илья тут раньше бывал, он чувствовал абсолютную пустоту за дверью. Ну, а что там ещё может быть? Край мира – это начало бесконечной бездны, черноты и пустоты. Примерно это ощущал Илья, находясь здесь. Там, за Мертвяком, нет живых, казалось ему, лишь возвышаются над потрескавшимся асфальтом огрызки потемневших зданий. На поверхности лежит мёртвое тело города, только на правом берегу под ним ещё копошатся в своих норах червяки – люди, пережившие ядерную войну, новое подземное поколение. Город никогда не отвечал. Посылая мысленный импульс за реку, парень чувствовал в ответ гулкую чёрную пустоту. Раньше. Сейчас что-то явно не так. Ему будто отвечали… может, мутант? Возможно.

   Он даже у Сергеича спросил – не ощущает ли тот чего-нибудь подозрительного. Ответ получил отрицательный. Немного успокоился. Раз пожилой опытный человек не чувствует ничего опасного, значит, всё нормально. Однако это лишь утвердило Илью в мысли, что причина его тревоги не материальная. Что-то другое, на более тонком уровне. Говорят, выросшие в метро люди имеют больше способностей, нежели те, кто захватил эпоху «до». Не в физическом плане, хотя в темноте они, конечно, видят лучше. Но не про то речь. В детстве Илья играл в технологическом коридоре, где оборудовали что-то вроде игровой площадки и занимались с детьми, пока их родители были заняты на производствах. Жить в определённом месте – значит приспосабливаться под его условия, чтобы потом уметь спокойно в нём существовать. Проводя дни напролёт в туннеле, пусть и в начале, дети начинали слышать его. Ведь каждый туннель – своя атмосфера, своя опасность, своя мелодия. Как на гитаре – каждая струна отвечает за определённый тон звучания. Если говорить образно, метрополитен – это гитара, и каждый его перегон поёт свою песню, ни один не похож на другой, даже два соседних отличаются. Они предупреждают входящего в них путника об опасностях, которые таят в себе. Только многие к этим предупреждениям глухи. Илья, как и большинство его сверстников, слышит тоннели. Один торговец с «Красного» даже говорил, что родившиеся в метро могут обмениваться друг с другом мыслями. Бог знает, как на самом деле, но на практике ни с кем из знакомых у Ильи не получалось перекинуться мыслишкой-другой. Может, эти способности и позволяют ему обмениваться импульсами с левым берегом?.. Вполне возможно, звучит странно, однако ведь когда-то давным-давно люди удивились тому, что научились общаться.

   Размышления прервал условный стук в затвор с той стороны. Три длинных–три коротких–три длинных. Сергеич, кряхтя, встал и повернул рычаг. Дозорные отошли подальше – всё-таки с поверхности люди, мало ли что на костюмы прилипло. Сервомоторы завизжали, колёсико заскользило по специальному рельсу, и дверь стала открываться. Глазам предстала совсем не та картина, которую Илья ожидал увидеть. Наверх они провожали двух человек, а сейчас фигур было три. Двое, в костюмах химзащиты и противогазах, поддерживали третьего. В изорванной спецовке, противогазе с порванной резиной; на сером свитере, одетом под изорванный костюм, видна широкая кровавая борозда.

   - Мужики, это что? – потрясённо выговорил Сергеич, на всякий случай делая пару шагов назад и поднимая двустволку.

   - Что-что! – глухо сказал один из сталкеров – кажется, Стартер. В экипировке они выглядят одинаково, трудно различить, противогазы голоса и интонации глушат. – Подобрали, вот что!

   Они миновали зону гермоворот и зашли в шлюз – пространство в коридоре, соединяющем туннели перед дверями. Сергеич закрыл стальную перегородку и отошёл подальше, с удивлением глядя на раненого мужчину. Пройдя дезактивацию, сталкеры подошли к дозорным и сняли противогазы с себя и незнакомца. Он был без сознания. Лицо у него оказалось не выделяющимся, обычным; морщинистое, заросшее неопрятной бородой.

   - Не поверишь, Сергеич, - сказал Тягач, поправляя на плече ремни дробовика и автомата. – Возле реки нашли.

   - Как так?

   - Вы думаете, мы сами что-нибудь понимаем? – Стартер перевёл напряжённый взгляд с Сергеича на Илью. – Надо срочно идти на станцию, а то он без помощи может дуба дать. Пошли. Без разговоров.

   Забрав оружие, Илья взвалил его на себя и, сгибаясь под тяжестью, заспешил по туннелю рядом с напарником впереди сталкеров. Однако вскоре Стартер сказал встать парню сзади, чтоб прикрывать тыл отряда. В принципе, перегон чистый, безопасный, но опять же – привычка быть осторожным не давала покоя.

   Через пятнадцать минут они уже подходили к станции. Блокпостов тут не выставлялось, и ничего опасного со стороны Мертвеца не приходило ни разу. В технологическом коридоре, как уже упоминалось, была устроена детская игровая площадка, в одном из служебных помещений ближе к станции располагался сам детсад. Кур разводили в другом, параллельном тоннеле, за сотым метром.

   Ребятишки, да и просто зеваки, отработавшие смену, высыпали на пути сразу, как заметили выплывший из-за поворота свет лучины – посмотреть на сталкеров, что они принесли на этот раз. Каково же было всеобщее удивление, когда увидели человека, которого тут быть не должно.

   - Врача сюда, срочно! – крикнул Тягач.

   На его крик и удивлённые возгласы и оханья толпы подошёл начальник службы безопасности «Октябрьской» – Долгопрудный Алексей Васильевич, или просто НСБ. Спустившись на пути по приставной лестнице и отойдя от станции в тоннель на десяток метров, он встретил сталкеров с раненым и дозорных.

   - Мужики, это кто? – потрясённо спросил НСБ, тыча пальцем в незнакомца.

   Дверь слева от отряда распахнулась, и на площадку вышел местный доктор. В грязном, давно потерявшем свой белоснежный цвет халате и сломанных очках с заклеенной оправой.

   Окинув беглым взглядом раненого, он не стал задавать лишних вопросов; призывно махнул сталкерам рукой и, оставив дверь открытой, бросился обратно в помещение. Стартер и Тягач взобрались по лестнице на площадку и зашли за врачом, закрыв дверь. Наверняка немногие знают, что в мирное время в тоннелях недалеко от станций были оборудованы туалеты для гражданских. Правда, никто, кроме, может, работников метрополитена, туда не ходил. Зато после Апокалипсиса помещения туалетов приспособили под медицинские кабинеты. А что, удобно. Кафель от крови отмыть легче, чем бетонные стены.

   Илья направился на станцию, а перед ним шагали НСБ с Сергеичем.

   - Сергей Сергеевич, - говорит Алексей, заглядывая старику в глаза, - кого вы притащили-то?

   - А чёрт его знает, - отвечает Сергеич, поглаживая бородку. – Сталкеры сами ничего не объяснили. Сейчас выйдут, расскажут.

   Тут же сзади раздался хлопок двери. По лестнице с площадки на пути спускались Стартер и Тягач. Илья отдал им оружие, которое всё это время нёс на себе, и вытер пот со лба.

   - Вить, Сёма, - обратился к сталкерам НСБ, - кто это?

   - Пойдём, отойдём… - Стартер махнул рукой на платформу. – В палатке поговорим. Устали мы с Семёном.

   - Не-не, ишь, куда собрался! – шутливо погрозил пальцем Алексей Васильевич. – Ко мне пойдём. Все. Отказы не принимаются.

   По очереди взобрались по приставной лестнице и направились к личному жилищу НСБ, которое находилось в одном из служебных помещений напротив турникетов в западном вестибюле.

   Электрический свет здесь не горел, хотя по праву администрации станции разрешалось использовать его в своих личных апартаментах. Алексей экономил. Он зажёг две свечи в разных концах комнаты, пригласил гостей на стоящее у стены заднее кресло, вытащенное из автомобиля, выполняющее роль дивана. После того, как у каждого гостя

было по кружке с мутным чаем, некогда впервые заваренным из пакетика – у администрации также и питание было лучшим, нежели у простых жителей станции вроде Ильи, – НСБ уселся на стул рядом с Сергеичем напротив «дивана» и сказал:

   - Ну, рассказывайте…

   Сталкеры и рассказали всё, начиная от момента, когда вышли с Мертвяка на улицу, до того, как оказались у гермозатвора.

   - Вот оно как, значит… - задумчиво проговорил Алексей Васильевич, и в глазах у него заплясал огонёк. – А вы уверены, что он действительно не из бункера какого-нибудь? Ведь мы спаслись в метро. Может, где-нибудь тоже живут? Или жили, по крайней мере…

   - Очень сомнительно, - покачал головой Стартер. – Я до войны лазил по Интернету, интересовался всякими подземными объектами. В юношестве даже диггерством занимался. Так вот в одной статье писалось, что в Новосибирске пригодных к эксплуатации убежищ – нет! Много их купили предприниматели, про другие власти забыли или, что вероятнее всего, просто не хотели тратиться на восстановление, ремонт, постройку новых укрытий. Думали, не случится ничего. Единственное, где помимо метро можно было спастись – хотя писали, что его конструкции не выдержат взрыва ядерной боеголовки – бункер мэра, да только, понятное дело, не для гражданских, не для бюджетников. А, я забыл про укрытие под вокзалом… но вам же известно, что с ним случилось. Я примерно знаю, где расположено большинство бомбоубежищ – вблизи станций метрополитена. Сами подумайте, разве за двадцать лет мы бы не установили контакт? То-то. Так что исключено. Он может быть только с левого берега.

   Настала напряжённая пауза.

   - Как, чёрт возьми?.. – НСБ оглядел сталкеров. – Как он смог пройти через Стену? Никому это не удавалось. Я сам там был, воздействие такое, что…

   - Но он как-то прошёл, - уверенно сказал Тягач.

   Илья хмыкнул и тихо спросил:

   - Может, он просто её обошёл?

   Вся устремили на него удивлённые взгляды.

   - Обошёл, говоришь? – Алексей хмуро взглянул на парня. – Ты знаешь, сколько у ударной волны радиус? Какая, получается, в длину Стена? А тут две встретились. И как он оказался возле Мертвяка, а не в стороне, если обходил? Вот тут-то и оно.

   - Надо ждать, пока он придёт в сознание, - сказал Сергеич.

   - Ясно, что надо…